Фрэнсис Вилсон - Замок

Если же, паче чаяния, Кэмпффер остался жив, то и это обстоятельство имеет свою положительную сторону: впервые с момента их приезда сюда это будет ночь без смертей. Отлично! Сей факт сильно поднимет моральный дух людей. И возможно, появится крошечная надежда покончить с этим нависшим над ними проклятием.

Ворманн шел через двор, сержант топал следом за ним.

— Вы считаете, это евреи сделали? — спросил Остер.

— Что сделали? — нахмурился Ворманн.

— Ну, что этой ночью никто не умер…

Ворманн остановился и уставился в стену между головой Остера и окном Кэмпффера. Похоже, Остер не сомневался, что штурмбаннфюрер жив.

— Что вы говорите, сержант? Каким образом они могли это сделать?

Остер моргнул.

— Не знаю… Но люди в это верят… Во всяком случае, мои, то есть, я хотел сказать, наши солдаты в это верят. Ведь, в конце концов, до их появления здесь мы каждую ночь теряли кого-то. Может быть, они что-то нашли в тех книгах, которые мы откопали?

— Может быть. — Ворманн открыл дверь в задней секции замка и взбежал на второй этаж.

Интригующе, но маловероятно. Старый еврей с дочкой вряд ли могли так быстро что-нибудь обнаружить. Старый еврей… Похоже, я начинаю излагать, как Кэмпффер, подумал Ворманн. Вот ужас!

Подходя к комнате Кэмпффера, Ворманн дышал как паровоз. «Слишком много ем и мало двигаюсь», — вновь повторил про себя капитан. Он было потянулся к ручке, как дверь распахнулась и на пороге возник Кэмпффер собственной персоной.

— А, Клаус! — произнес он с притворной радостью. — Мне послышалось, что сюда кто-то идет.

Кэмпффер поправил черную офицерскую портупею на груди и кобуру на бедре. Убедившись, что все в ажуре, он вышел в коридор.

— Как приятно видеть тебя в добром здравии, — сказал Ворманн.

Кэмпффер, пораженный столь явной ложью, остро глянул на капитана, потом на Остера.

— Ну, сержант, кто на этот раз?

— Простите, не понял, господин майор?

— Погиб! Кто погиб этой ночью? Кто-нибудь из моих или из ваших? Я хочу, чтобы еврея с дочкой повели к трупу и чтобы они…

— Извините, господин майор, но этой ночью никто не погиб.

Брови Кэмпффера изумленно взлетели вверх, и он повернулся к Ворманну.

— Никто? Это правда?

— Раз сержант говорит, значит, правда.

— Выходит, нам удалось! — Кэмпффер стукнул кулаком по ладони, его распирало от гордости, при этом он стал выше на целый дюйм. — Нам удалось!

— Нам? Не будете ли, дорогой майор, столь любезны объяснить — что именно «нам» удалось?

— Как! Ночь прошла, и никто не погиб! Я же говорил — если мы продержимся, нам удастся одолеть эту тварь!

— Допустим, мы продержались. — Ворманн тщательно подбирал слова. — Но не скажете ли, каким образом? Точнее, что именно защитило нас? Я должен знать точно, и тогда, отдавая приказы, смогу обеспечить повторение этого чуда будущей ночью.

Весь восторг и самолюбование Кэмпффера испарились так же внезапно, как и возникли.

— Пошли навестим этого жида, — буркнул он и, оттолкнув Остера и Ворманна, быстро направился к лестнице.

— Я думал, вы сразу сообразите, — заметил Ворманн, неторопливо следуя за эсэсовцем.

Едва они спустились во двор, как Ворманн услышал женский крик, доносящийся из подвала. Слов разобрать он не мог, но было ясно, что девушка зовет на помощь. Крик стал пронзительней и громче. В нем звучали страх и гнев.

Ворманн кинулся ко входу в подвал. Там, внизу, он увидел дочь профессора — Ворманн вспомнил, что ее зовут Магда, — зажатую в угол между лестницей и стеной. Ее одежда была спущена с плеча, обнажая белую круглую грудь, которую тискал эсэсовец, в то время как девушка яростно колотила его ногами и кулаками, пытаясь вырваться.

На мгновение оторопев при виде этой сцены, Ворманн в следующий миг уже слетел вниз по ступенькам. Солдат, поглощенный своим занятием, даже не услышал его приближения. Стиснув зубы, Ворманн изо всех сил двинул эсэсовца ногой в бок. Это было приятно — дать пинка одному из этих подонков. Но этим Ворманн и ограничился, хотя и с большим трудом.

Эсэсовец взвыл от боли и развернулся, готовый дать сдачи. Но, даже увидев, что перед ним офицер, все еще колебался — связываться с ним или нет.

Ворманну на какой-то момент даже захотелось, чтобы солдат полез в драку, он уже готов был выхватить свой «люгер». Капитан никогда бы не подумал прежде, что сможет застрелить немецкого солдата, но что-то побуждало капитана сделать это, выместить на нем всю свою злость за то, что нацисты сделали с фатерландом, с армией и карьерой самого Ворманна.

Солдат опомнился и замер по стойке «смирно». Ворманн почувствовал, как уходит охватившее его напряжение.

Что с ним творится? Прежде ненависть была ему чужда. Он убивал людей в сражениях, на расстоянии и в рукопашной, но без ненависти. Это было непривычное, выбивающее из колеи чувство, как будто в доме поселился нежеланный гость, от которого никак нельзя избавиться.

Пока солдат приводил в порядок форму, Ворманн смотрел на девушку. Магда уже оправила на себе одежду и поднялась на ноги. Вдруг она шагнула к эсэсовцу и отвесила ему такую оплеуху, что у того мотнулась голова. От неожиданности солдат отступил, споткнулся о ступеньку и не упал лишь потому, что уперся рукой о стену.

Магда сказала что-то по-румынски, причем выражение ее лица и интонация не оставляли сомнений в смысле сказанного. Гордо подняв голову, она прошествовала мимо Ворманна, прихватив по дороге горшок с водой.

Ворманну потребовалась вся его прусская сдержанность, чтобы не зааплодировать. Вместо этого он повернулся к солдату, который разрывался между необходимостью стоять «смирно» в присутствии офицера и желанием разобраться с девушкой.

Девушкой… Почему он называет ее девушкой? Она лет на двенадцать моложе его самого и лет на десять, как минимум, старше сына, Курта, а его он считает взрослым мужчиной. Возможно, из-за того, что в ней есть какая-то нетронутая свежесть, невинность. Что-то, что просто необходимо сохранить как драгоценность. Защитить.

— Ваше имя, рядовой?

— Рядовой Лееб, спецподразделение, господин капитан.

— Для вас в порядке вещей — насиловать женщин, будучи в карауле?

Ответа не последовало.

— То, что я сейчас наблюдал, входит в ваши обязанности здесь, в подвале?

— Она всего лишь еврейка, господин капитан.

Он произнес это таким тоном, словно считал, что сам по себе этот факт позволял ему сделать с девушкой все, что угодно.

— Вы не ответили на вопрос, рядовой! — Ярость Ворманна подходила к точке кипения. — Является ли изнасилование вашей служебной обязанностью?

— Никак нет! — На сей раз ответ прозвучал лаконично, хоть и с вызовом.

Ворманн приблизился к солдату и сдернул автомат с его плеча.