Юлия Белова - Этот прекрасный свободный мир...

Другой мир, другие обычаи и законы... Что бы там не болтали их "наставники", Роберт не мог поверить в подобную чушь. По собственному опыту он знал, что о других мирах рассуждали либо свихнувшиеся физики, либо люди, злоупотреблявшие психоделиками. Как-то Роберту случилось попробовать подобную хрень, и он зарекся от повторного эксперимента. Сначала все было почти нормально, но через три дня Роберт обнаружил в раковине зеленую мышь размером с хорошую индейку. Каким-то шестым чувством он догадался, что это была мышь Эйнштейна, и даже попытался вступить с ней в диалог. Только на второй минуте увлекательнейшей беседы, когда Роберт уже начал разрисовывать зеркало зубной пастой, чтобы продемонстрировать зеленой собеседнице грандиозный проект по строительству порталов между мирами, молодой человек сообразил, что происходит что-то не то. С тех пор всякие предложения попробовать что-нибудь раскрепощающее сознание встречали со стороны Роберта самый резкий отпор, а попытки настаивать вполне могли закончиться ударом в челюсть -- беседы с мышью Эйнштейна и котом Шредингера не входили в планы молодого человека.

Впрочем, рассуждения об иных мирах и новой жизни могли иметь и другое значение, и Роберт не мог не задуматься над этим. Похитители имели странную привычку изъясняться эвфемизмами. И если пленников они называли "питомцами", ошейник -- "удостоверением личности", пребывание в клетке -- "карантином", наказание колодками -- "тренировкой на тренажерах", а его самого -- "тупицей", но при этом "великолепным экземпляром", то под "другим миром" и "аукционом" могло подразумеваться, что угодно.

Пленников почти не оставляли наедине с собой, но ночью, пока вымотавшийся за день Роберт не успевал уснуть, или во время наказаний, когда он пытался хоть как-то отвлечься от боли, молодой человек пытался понять, что происходит. Как ни была для Роберта дика картина происходящего, выводы, которые он делал, казались еще более дикими. Их похитители не напоминали сумасшедших, и в их действиях просматривалась конкретная и четкая цель. Его натаскивали в качестве лакея, из Джека делали шута, бывший топ-менеджер обучался садоводству, а Джен готовили на роль сексуальной игрушки. А еще от них требовали полной покорности, доходящей до той степени, когда человек превращается в тупую скотину, готовую выполнить любой приказ.

Роберт не видел, чем их положение было лучше положения рабов из каких-то древних времен. Судя по заявлениям "наставников" после сдачи экзаменов именно такое рабство их и ожидало, а постоянное натаскивание на поклоны, коленопреклонения и прочие выражения рабского почтения подсказывало, что их собираются отправить куда-нибудь на Восток. Должно быть, их будущим хозяевам будет приятно иметь в рабах людей Запада, размышлял Роберт. Оставалось понять, зачем все это было нужно похитителям. Как ни ломал молодой человек голову, у него находился лишь один ответ на этот вопрос -- их собирались использовать в качестве террористов-смертников.

И все-таки Роберт не мог поверить, что Америка может так поступить со своими гражданами, и потому начал размышлять о заговоре внутри властных структур -- о чем-то вроде государства в государстве, вспоминать фильмы "Внутренний враг" и "Враг государства", прочитанные книжки и дискуссии в Интернете. От дискуссий в Интернете его мысль плавно перешла на слухи, уже не первый год бродившие в среде архитекторов, а от слухов к небезызвестному документальному фильму о событиях одиннадцатого сентября -- фильму, весьма вольно трактовавшему события 2001 года и крайне нелестно отзывавшемуся о нравственных устоях властных структур США. Прежде Роберт отмахивался от сделанных в фильме выводов, но сейчас, находясь в плену на базе, над которой развевался звездно-полосатый флаг, уже не мог сохранять прежнее спокойствие и доверие. Уж если их правительство без зазрения совести могло отправить на тот свет почти шесть тысяч граждан США, лишь бы получить предлог развязать войну против своих врагов, то что было говорить о них? На фоне жизней тысяч людей жизнь четырех человек не стоила уже ничего.

Дойдя до подобного вывода, Роберт понял и другую вещь. Коль скоро речь шла о врагах, о которых так любили распространяться в прессе и на телевидении, о всех этих бородатых террористах с наркотиками и взрывчаткой, то они должны были с удовольствием получить в свою власть людей, имена которых нередко упоминались в деловых новостях и светской хронике. Да и сама их известность должна была послужить алиби, усыпить бдительность, исключить всякие подозрения в их связях со спецслужбами.

Роберт не мог понять только одного -- каким образом их собираются подсунуть этим людям, но и не желал этого знать. Пленник все чаще думал о побеге, вот только осуществить его не представлялось ни малейшей возможности. Молодой человек помнил, что рассказывали им в военной школе о правилах поведения джи-ай в плену, и думал, что их похитители действовали так, будто сами эти правила и писали, иными словами отрезали им всякую возможность к бегству. Спрятаться в лагере военнопленных, не выйти на перекличку, назваться другим именем, организовать беспорядки или сделать подкоп -- сейчас эти рекомендации способны были вызвать разве что смех, если бы Роберт еще способен был смеяться.

В памяти сами собой всплыли насмешливые слова седого краснолицего инструктора в летнем лагере на Среднем Западе: "А теперь забудьте всю эту хренотень. Эти инструкции годятся лишь для одного -- чтобы подтирать ими задницу. Хотя нет, для этого тоже -- не годятся, еще подхватите экзему, вот будет радости-то!.. Почему не годятся? Да потому, что наши враги вовсе не слепые и глухие олухи, и за такие художества способны без затей вас шлепнуть. И нечего делать такие глаза -- мы с ними тоже не церемонимся. Если уж вам не повезет попасть в плен, то ваше дело ждать и стараться выжить. Да, причем тут ваши жизни?! Вы должны все запоминать, а потом рассказать тем, кому это будет положено знать. Если вы что-то забудете, не беда -- вам помогут вспомнить. Главное, наблюдать. Что? При транспортировке? Ну, тут шанс, может, и появится, но я бы не стал на это рассчитывать, разве что уж совсем припечет. А теперь хватит болтать ерунду, еще десять часов сухой голодовки -- вы же мужики, а не дерьмо!".

Роберт изо всех сил старался запоминать, но все чаще замечал, что память подводит. Последние дни пребывания в клетке и первые дни обучения тонули в тумане, вспоминаясь лишь обрывками сцен и слов, да и вести счет дням становилось все трудней и трудней. Молодой человек с ужасом понял, что не помнит, сколько времени провел в заключении. Роберт не знал, чего ждать даже от самого себя -- провалов памяти, раболепного подчинения, как у Джека, или реакции на какую-то кодовую фразу, которая превратит его в живую бомбу или Бог знает, что еще. Оставалось надеяться, что в процессе транспортировки к неизвестным "опекунам", о которых то и дело твердили похитители, он все же сможет бежать и добраться до ФБР, а еще лучше до прессы. Пока же следовало выжить, а значит, терпеть, молчать, брать пример с Джека и при этом не спятить. И это давалось все трудней.