Юлия Белова - Этот прекрасный свободный мир...

Перед молодым человеком стоял энергичный загорелый мужчина лет сорока трех или сорока пяти, в щегольском светлом костюме и с элегантной тростью в руке. Он с интересом осмотрел Роберта, затем тростью повернул его голову сначала в одну сторону, потом в другую, хмыкнул.

-- Отвечай, парень, это ты написал "Восходы" и "Закаты"? -- требовательно поинтересовался покупатель.

-- Да, свободный, -- почтительно ответил Роберт и склонил голову.

-- Смотри на меня, -- приказал мужчина. -- И запомни, от твоей честности и искренности зависит твоя судьба. Тебе случалось писать декорации для театра?

-- Да, свободный, -- не задумываясь, ответил Роберт, решив, что участие в оформлении студенческого спектакля вполне подпадает под определение "декорации".

-- Конечно, ты "мебель", -- в задумчивости проговорил свободный, -- но в твоих картинах что-то есть... Так вот, я директор оперного театра, и если я куплю тебя в театр как художника, ты будешь стараться?

Глаза Роберта расширились.

-- Да, свободный, -- почти в восторге ответил он, -- я буду очень стараться, вы не пожалеете.

-- Ну что ж, -- кивнул директор, -- рад это слышать. Значит, завтра, я тебя куплю. И запомни: я терпеть не могу разгильдяев и бездельников, но тех, кто умеет трудиться, я всегда готов вознаградить.

Роберт опять склонился перед свободным, боясь спугнуть неожиданную удачу. Быть купленным в театр было счастьем, и Роберт готов был прочить хоть с десяток молитв, чтобы назавтра все так и произошло. "Боже Милосердый, пусть этот человек меня купит!" -- молился Роберт, даже не покраснев от того, что думает о возможном покупателе, а не о свободе. Не подавать трусы очередному пьяному идиоту, не завязывать ему шнурки, быть художником, а не "мебелью" было больше, чем счастье. Роберт даже напомнил себе, что радоваться пока рано, что день аукциона еще не наступил, и почти сразу же убедился в этой истине.

-- Вот об этом питомце, сенатор, я вам и говорил.

Доктор Джесс Черч стоял перед постаментом и указывал на него немолодому седовласому свободному. Чем-то этот человек напоминал почтенных судей из старых черно-белых фильмов, и хотя в тех фильмах судьи были самыми достойными и благородными людьми, радость Роберта начала увядать.

-- Вы знаете, сенатор, я редко хвалю питомцев, но Бобби заслужил похвалу. Трудолюбив, дисциплинирован, ответственен. Не обманывайтесь его статусом, я уверен, со временем он его перерастет. Просто, у мальчика был небольшой нервный срыв, и он неудачно прошел квалификационные тесты. Но ничего, он взял себя в руки и начал заниматься. Если бы не глупость Рейбернов, две недели назад он прошел бы ретест -- я как раз подал на него документы. Ну что ж, надеюсь, ему еще удастся это сделать.

-- Полагаете, Черч, у него есть перспектива? -- поинтересовался сенатор. Его голос был так же приятен, как и внешность, но Роберта все больше охватывала тревога.

-- Бесспорно, сенатор, -- уверенно сообщил доктор. -- Не удивлюсь, если ему удастся стать не только дворецким, но даже и управляющим. У парня неплохая голова и великолепное чувство ответственности. Уж если его не смогли испортить Рейберны, это что-то да значит. И поверьте, они приложили к этому все усилий. Ну, вы понимаете -- таскать питомцев по клубам, предлагать им выпивку, наряды и прочую хренотень. Но, к счастью, парень прошел все это с терпением и достоинством.

Сенатор рассмеялся.

-- Ей Богу, Джесс, мальчик воистину счастливчик. Не могу припомнить, чтобы вы кого-нибудь так хватили. Хорошо, раз вы его рекомендуете, я куплю парнишку. И, конечно, присмотрюсь к нему, обещаю.

Роберт почувствовал, как на лбу выступила испарина. Ну, что он мог сделать, чтобы Черч раздумал его рекомендовать, а сенатор покупать? Роберт перебрал в уме несколько возможностей и отверг их все. Любая выходка привела бы его прямиком в Службу адаптации, а повторная дрессура и общение с "тренажерами" не входили в планы Роберта. Оставалось только надеяться, что у театра денег окажется больше, чем у сенатора, и молиться.

Утро второго аукциона Роберта ничем не отличалось от утра первого. Только на этот раз Роберт полностью отдавал себе отчет в том, что происходит. Молодой человек даже удивился, как можно было не заметить стольких людей, событий и подробностей. Несчастная Мойра дрожала всем телом, и он мысленно пожелал ей, чтобы этот аукцион стал для нее первым и последним.

-- Лот номер восемь... Пошла! -- служитель шлепнул Мойру по ягодицам, и девушка поднялась на помост.

Со своего места Роберту было не видно, что происходит в зале, и он стал прислушиваться к голосу аукциониста и тихим переговорам служителей.

-- Ну, я же говорил -- государство... Пари было бы мое...

-- А какой дурак станет заключать на это пари?

-- Пари -- театр или симфонический оркестр?

-- Театр!

-- Оркестр!

-- Два к одному!

-- Принято!

-- Ну, я был прав?

-- Еще нет... Черт! -- раздосадованный голос потонул в злорадном смехе.

-- Плати две сотни, я же говорил -- театр!

Бледная Мойра сошла с помоста и почти упала на грудь Роберта.

-- Кто? -- жалобно пролепетала она, и Роберт понял, что так же, как это случилось и с ним в первый аукцион, девушка даже не поняла, кто ее купил.

-- Театр, -- прошептал он и Мойра расплакалась.

-- Лот номер девять... Это еще что?! А ну, пошел!

Служитель почти вырвал Мойру из его объятий, от души наградил обоих шлепками, и толкнул Роберта к лестнице. Молодой человек кивнул Мойре и поднялся на помост.

-- А теперь звезда нашего аукциона! -- провозгласил аукционист. -- Если вы хотите найти образцового питомца, то лот номер девять именно такой!..

Роберт посмотрел в зал и застыл перед открывшейся картиной. Директор театра, сенатор, которого привел Черч, множество других покупателей являли собой пеструю и необычную картину. Молодой человек поразился разнообразию увиденных типажей, выразительности поз, жестов и мимики собравшихся. В Роберте проснулся художник. Молодой человек забыл, зачем явились сюда все эти люди, забыл, что присутствует на аукционе, и о том, что товаром на этом аукционе является он сам. Больше всего на свете Роберту хотелось раздобыть где-нибудь блокнот и карандаш. Он даже оглянулся в поисках этих вещей и только тогда вспомнил, где находится.

-- Ну что вы, свободные, пять с половиной тысяч -- это слишком мало за такого феникса, -- под смех собравшихся заявил аукционист. -- Да один экстерьер нашего мальчика стоит оценить на тысячу больше.

Зал взорвался хохотом, и даже сенатор снисходительно улыбнулся. Роберт видел, как он приподнял карточку, и как директор театра поднял свою. И опять карточка сенатора поползла вверх, так что аукционная борьба сосредоточилась на двух соперниках. А потом директор с досадой отвернулся, заставив сенатора расцвести победной улыбкой. С потрясением Роберт понял, что его купили за семь с половиной тысяч -- купил сенатор, не театр.