Геннадий Башунов - Могильщик. Чёрные перчатки

"Дело всё в ненависти человеческой, ибо животная ненависть не могла достичь такого размаха, так же как и вторжения, революции, гражданские войны, дворцовые перевороты или другие организованные боевые действия. Дело в том, что всеми боевыми действиями руководят люди, поэтому-то они и называются организованными. Это насилие имеет свои причины (давайте, не будем пока брать такую банальную причину, как ненависть, разговор идёт об организованном насилии), свои цели и чётко направленно на определённую долю человеческого общества, назвать которую классом у меня не поворачивается язык. Это долей общества может быть население соседнего государства или провинции, дворяне, купцы маги, - кто угодно, рыжие или горбатые, наконец. Цели могут быть самыми разными: от захвата ресурсов до уменьшения демографического давления или потенциальной опасности в случае с рыжими (думаю, никто не будет спорить, что рыжие - сплошь проходимцы и ведьмаки с ведьмами). Главное то, что стороне, начавшей это организованное насилие, необходимо достижение своей цели, и она будет добиваться этого всеми путями: жечь поля, но после того, как собрали зерно, крушить и ломать, но прежде вынести всё самое ценное, убить голытьбу, но сохранить людей здоровых и способных трудиться.

Что же мы видим в случае Великой Войны? Неуправляемое насилие, нацеленное на уничтожение и ничего боле. Я, как уважающий себя историк, не понаслышке знаю, что такое могильники, и в одном из них, увы, я даже лишился пятого и четвёртого пальца на правой ноге. Я БЫЛ в могильниках, чем не утруждают себя другие "историки", и с уверенностью могу сказать: люди тогда будто сошли с ума. Они убивали и насиловали, были убиты, ограблены или изнасилованы, только ради ненависти, как одержимые. Так делают только дети: мучают птиц ради интереса, измываются друг над другом, но не понимают, зачем они это делают.

Думаю, стоит привести некоторые мои наблюдения, из которых я сделал эти выводы.

Первое: чем больше города, тем больше разрушений. Не думаю, что кто-то будет спорить, что больших городах живёт больше народа, и в случае с неуправляемым насилием эти города понесут больше потерь. Помним, что многие деревни война даже не затронула.

Второе: магия. Её слишком много. В большинстве случаев видно, что магию пользовали бессмысленно так, будто магами никто не руководил. Думаю, маги могли использовать не только боевые заклинания, есть же чары, наводящие сон и прочее. Но каждый могильник пропитан только боевыми заклинаниями. Сторожевые чары в домах или, скажем, магия, ускоряющая рост деревьев, думаю, можно не считать, и так ясно, что их накладывали до начала боевых... бойни. Боевыми действиями ЭТО назвать язык просто не поворачивается.

Третье: практически полное отсутствие полей сражений. Об этом говорили многие, но я хочу добавить: полей сражений действительно мало, и они остались после незначительных стычек. А вот площадей сражений пруд пруди. Причём, в городах действовала регулярная армия, с этим, думаю, тоже никто не поспорит.

Четвёртое:...".

- Читаешь? - раздался рядом голос Марвы.

- Угу, - угрюмо промычал Велион, отрывая глаза от тетради. Но взгляда на настоятельницу он не перевёл.

- Чего глазки в пол опустил, могильщик?

- Это... - Велион сглотнул. - Это был сон?

- Вот это? - спросила Марва, вынимая из рук тотенграбера тетрадь. - Нет, это был не сон, и, думаю, ты знаешь это лучше меня. Интересная теория, а?

- Ты поняла, о чём я.

- Нет, не поняла.

- Виллита была сном?

- Виллита - да.

Могильщик кивнул. Пояснений не требовалось, и так всё понятно. Он не мог сказать, что испытывал муки совести, но неприятный осадок всё же оставался. Никаких сомнений в том, что он больше никогда не увидит Виллиту, у Велиона не было. Не был он и ребёнком, прекрасно понимая, что здоровому мужчине нужны женщины, и рано или поздно ему придётся изменять ей. Если, конечно, вообще можно сказать "изменять".

Но неприятный осадок никуда не уходил.

- Ты меня ненавидишь? - тихо спросила Марва, прерывая затянувшуюся паузу.

- Нет.

- Я опоила тебя, заставила...

- Кажется, тебя это беспокоит больше, - резко сказал Велион. - Тебя, настоятельницу храма Мёртвой Матери, разрушившую столько семей, убивших столько плодов во чревах их матерей...

- Заткнись! - холодно произнесла Марва, её взгляд полыхнул, но сразу же потух. Настоятельница опустила голову и на миг превратилась в ту, кем являлась бы при других обстоятельствах - одинокой молодой женщиной. - Всё-таки ты злишься, - сказала она после паузы. Марва подняла голову, её губы кривились в горькой усмешке. - Что ж, не буду больше вызывать твою злость. Можешь спать с тем, с кем захочешь, обманывать тебя я больше не собираюсь. Остальные жрицы не против.

Велион резко встал и сделал шаг к настоятельнице. Могильщик будто нависал над ведьмой, хотя был не настолько уж и выше. Он взял её ладонь и заглянул в глаза.

- Ты же понимаешь, что я тебя не люблю. И сразу скажу, что вряд ли когда-нибудь полюблю.

- Знаю.

- И всё равно хочешь, чтобы я был рядом?

- Да... Мне... мне нужно твоё... тепло... Я...

Велион наклонился и поцеловал Марву в губы. Да, это не принесло ему большого удовольствия, ему было неприятно от того, что он будто бы жертвовал собой. Но... даже если так, если это и жертва... То можно хоть раз в жизни пожертвовать своими желаниями ради других.

Жаль, что эта мысль не пришла к нему, когда рядом была Виллита.

Заклинание на шкатулке, или даже небольшом сундучке, было более чем серьёзным: печать из трёх сплетённых змей, под которыми, пульсируя, мерцало проклятье - слегка изменённая "куриная слепота". Обычная "слепота" на долгое время лишало жертву зрения, эта же, помимо слепоты, могло вызвать что-то неприятное, но всё же смертельное. Подумав, Велион натянул перчатки. Понос или чирьи того стоили, ещё как.

Осторожно прикоснувшись к самой тонкой змее, могильщик сразу отдёрнул руку, слишком уж та была неустойчивой. Что ж, тогда надо браться с другого края, возьмём самую толстую... Руки помнили, что надо делать. Практически не думая, тотенграбер выпутал эту змею, отложил, и взялся за вторую. Теперь пришлось попотеть: змея была непростой, постоянно норовила расползтись в руках, обвивалась вокруг печати и время от времени вспыхивала всеми цветами радуги, вызывая неприятную дрожь в пальцах, но Велион справился и с ней. А оставшаяся просто растаяла сама собой, видимо, она служила обычным детонатором.

Теперь проклятье... Могильщик смахнул выступившие на лбу и висках капли пота. Осторожно приблизить палец к заклинанию, ни в коем случае не прикасаясь к нему... Указательный палец дёрнуло так, что Велион от неожиданности отпрыгнул от шкатулки подальше. Проклятье было слишком неустойчивым и чуть не сдетонировало, а в этом случае пришлось бы ему ходить слепым и ещё чёрт знает каким не известно сколько времени. И что делать?