Бен Мецрих - Кожа

—О нем что-нибудь известно?

— Ни документов, ни бумажника. На внешние раздражители не реагирует. В машине на пару минут пришел в сознание, но на вопросы не отвечал.

— Какие-нибудь препараты вводили? Санитар покачал головой.

— Зачем? Давление и пульс были практически в норме, дышал он самостоятельно.

— А кардиограмма?

— На месте аварии такое творилось, что было не до кардиограммы. Наша машина везла еще двоих — вообще в критическом состоянии. Я даже не уверен, что этот тип пострадал в аварии. Может, просто случайный прохожий. Вы ведь представляете, как выглядит человек, вылетевший через ветровое стекло или открытую дверь… Ну, так что, займетесь им, ребята?

Здоровенный санитар выжидающе уставился на новобранцев. Олджер почувствовал, что неудержимо краснеет — он прекрасно понимал, какими сопляками они выглядят. Впрочем, санитаров это не заботило — они свое дело сделали и теперь заторопились к выходу. Новички остались с пациентом один на один. Олджер поискал глазами Дюка Бейкера — тот склонился над носилками в противоположном конце палаты — и скрипнул зубами. Да, у него далеко не богатый опыт, но он справится!

— Начнем, — сказал Олджер. — Искусственное дыхание, кардиограмма…

Ясное дело, опытной медсестре он казался полным идиотом. Ей не требовались подобные указания, но Олджер решил вернуться к основным процедурам и только потом как можно увереннее двигаться дальше. Он действовал так, как его учили. Убедившись, что Кроу закончил с искусственным дыханием, Олджер повернулся к экрану кардиомонитора…

И обомлел.

— Твою м-мать… — прошептал он, заикаясь. Кроу тоже повернулся к монитору — и вытаращил глаза. По экрану скакали невообразимые ломаные линии.

— У него там внутри что, ядерный полигон? — пролепетал Деннис. — Фибрилляция, да?

Олджер отрицательно покачал головой. Остановка сердца могла произойти в любую секунду. Такой кардиограммы он не видел даже на картинках: один участок почти соответствует нормальному ритму, другой, по соседству, — жесточайшей аритмии, причем во всех видах сразу. Если бы бригада «скорой» увидела кардиограмму, пациент ни за что не достался бы вчерашним студентам — его немедленно отправили бы главному хирургу.

Олджер снова повернулся к пострадавшему. Молодой человек по-прежнему был без сознания и лежал спокойно. Но как только кардиограмма ощетинивалась острыми неравномерными зубцами, его мышцы начинали мелко содрогаться. С ним творилось что-то крайне странное и необъяснимое.

— Не нравится мне все это, — произнес Олджер. — Что с давлением?

Медсестра склонилась к циферблату портативного тонометра:

— Двести двадцать на девяносто.

— Что-о?!

Мария Гомес посмотрела еще раз, пожала плечами и подтвердила:

— Двести двадцать на девяносто. Она казалась спокойной, и только бледность выдавала ее волнение. У Олджера засосало под: ложечкой. Двести двадцать на девяносто — это очень скверно. А в сочетании с беспорядочным сердцебиением — просто кошмар. Кровеносная система бедняги вытворяла форменные безобразия, и сердце работало на износ.

— Может, пульмолярный эболизм? — продолжал сыпать терминами Кроу.

Олджер отмахнулся. Он, слава Богу, не забыл, как на кардиограмме выглядит пульмолярный эболизм. Промокнув рукавом потный лоб, он сказал себе: «Только спокойствие». Спокойствие и сосредоточенность. Здесь какая-то тайна, но разве не это — таинственность и непредсказуемость — привели его в отделение интенсивной терапии?

— О'кей, подключаемся к системе искусственного кровообращения…

— Давление растет! — перебила его медсестра. — Систолическое — двести тридцать!

Ч-черт! Куда же ему еще расти? Олджер процедил сквозь зубы грязное ругательство. Хочешь — не хочешь, придется звать на помощь Дюка. Пациент в любую секунду может «уйти». Олджер приподнялся на носках, чтобы окликнуть главного, но Кроу закричал:

— Фибрилляция! Теперь — точно фибрилляция, посмотри!

Зеленые линии на экране дергались в бешеном танце. Деннис оказался прав — сердце пациента реагировало на разрозненные электрические импульсы и потеряло способность перекачивать кровь. Проще говоря, парень умирал.

— Давление падает! — выкрикнула сестра. Олджер метнулся к тележке с дефибриллятором, Кроу нажал на кнопку вызова срочной помощи. В другой ситуации доктора и санитары со всех концов палаты бросились бы на выручку — но сегодня ночью все пациенты были в критическом состоянии. Олджер знал — как только Дюк обнаружит, что два молодых неопытных врача остались один на один с умирающим, он поспешит на помощь, но времени практически не осталось. Он быстро натянул контакты дефибриллятора на руки, обильно смочив их электролитом. Оставался единственный шанс снова запустить останавливающееся сердце — электрошок. Олджер никогда еще не пользовался дефибриллятором, но десятки раз видел, как это делают другие.

— Триста джоулей! — скомандовал он. Это было очень много для первой процедуры, но на носилках лежал крупный молодой мужчина, который, наверное, каждый день подкачивал мускулы…

— Всем отойти!

Гомес и Кроу отступили назад. Олджер приложил контакты к груди пациента и нажал на кнопки. Тело подпрыгнуло и тяжело рухнуло на носилки. Олджер посмотрел на экран.

Никаких изменений. Сестра стояла у дефибриллятора наготове.

— Триста шестьдесят! — выдохнул Олджер.

— Господи Иисусе, — пробормотал Кроу. — Где же Дюк?..

Олджер никак не отреагировал на эту реплику. Вмешательство Дюка теперь не могло ничего изменить. Сердце пациента либо забьется — либо нет. Сестра повернула регулятор напряжения, и Олджер взял контакты на изготовку.

— Назад!

На этот раз тело пострадавшего взлетело на несколько дюймов, голова запрокинулась, руки конвульсивно напряглись…

— Нет пульса! — всхлипнул Кроу. — Брэд…

— Еще раз!! — заорал Олджер. — Все в стороны!!

В нос ударил запах паленого мяса. Ну что там, на кардиографе? Ничего. Прямая линия. Олджер сорвал с ладоней контакты дефибриллятора, навалился на край носилок, уперся руками в грудь пациента и начал самый отчаянный непрямой массаж сердца в своей короткой врачебной практике. Грудная клетка мужчины показалась ему удивительно неподатливой, а кожа грубой, словно дерматин. Гомес и Кроу молча наблюдали за усилиями Олджера. Мгновения сыпались, как песок между пальцами, складываясь в минуты. Олджер не замечал капель пота, падающих со лба, страшной боли в локтях и плечах от адского напряжения. Он вкалывал как проклятый, и лишь одна мысль пульсировала в мозгу: «Неужели я ошибся? Неужели сделал что-то не так? Может быть, не стоило хвататься за дефибриллятор?..»