Фрэнсис Вилсон - Прикосновение

Улыбка угасла. Джеффи по-прежнему оставался далек от представления о нем, как о «нормальном ребенке». Хотя, конечно, он уже начинал воспринимать людей: например, поднимал глаза, когда кто-нибудь входил в комнату, — чего не случалось с ним раньше, когда его только что нашли. Он реагировал на животных и на неодушевленные предметы все более и более живо, вплоть до того, что играл с Месси и Фемусом и даже мог произнести несколько членораздельных слов. Он никогда не обращался к кому-то конкретно, но по крайней мере давал понять окружающим, что умеет говорить. Сильвии уже начало казаться, что они стоят на пороге прорыва, как вдруг у Джеффи начался регресс.

Сперва ухудшение было настолько незначительным, что Сильвия даже отказывалась признавать его. Однако спустя некоторое время с большой неохотой она была вынуждена все-таки согласиться с тем, что состояние Джеффи ухудшается. До последней минуты она надеялась, что ошибается, но, к сожалению, ее опасения были подтверждены доктором Сарой Чейз, проводившей еженедельное обследование Джеффи. Сегодня должны были быть обработаны результаты последней проверки.

— Боюсь, что вынуждена буду огорчить вас, — сказала Сара безо всякого предисловия, едва только Сильвия ступила на порог ее кабинета.

Доктор Чейз была пятидесятилетней женщиной приятной наружности, с румяными щечками и вьющимися каштановыми волосами. Несмотря на некоторую полноту, она пользовалась успехом у мужчин. В общении это был простой, чистосердечный человек. С первой же встречи Сильвия почувствовала глубокую симпатию к ней. Вскоре они стали хорошими знакомыми и начали обращаться друг к другу по имени.

Сильвия упала в кресло. Она кусала себе губы, чтобы подавить их дрожь. Ей хотелось плакать.

— Я сделала все, что могла. Решительно все.

— Я это знаю, Сильвия. Успехи, которых Джеффи достиг под вашим руководством, были поразительны.

Но…

— Но я недостаточно старалась, правда?

— Нет, неправда! — строго сказала Сара, склонившись над столом. — Вы не должны ни в чем обвинять себя. Аутизм — это не только эмоциональное расстройство, но и неврологическое заболевание. Впрочем, не мне вам это объяснять: вы ведь знаете почти столько же, сколько и я.

Сильвия вздохнула. Она понимала, что сделала для Джеффи все, что можно было сделать, но — увы! — этого оказалось недостаточно.

— Болезнь Джеффи продолжает прогрессировать? В этом дело?

Сара кивнула.

Сильвия стукнула кулаком по ручке кресла.

— Я чувствую — там, внутри, сидит чудесный маленький мальчик, и он не может выбраться наружу! Это несправедливо!

— О! — воскликнула Сара. — Я думаю, никто из нас не может сказать с уверенностью, что в действительности представляет из себя Джеффи.

— А я могу! Я чувствую, как он томится там, в заточении. Он так долго находился в изоляции, что и сам уже не подозревает о своем заключении. Но он там, я знаю это! Прошлым летом я видела, как Джеффи вынул бабочку из лужи, вытер ей крылышки своей рубашкой и отпустил на волю. Он добрый, он нежный, он…

Сара ничего не отвечала, однако в глазах ее читались недоверие и сочувствие.

«Она, конечно же, считает, что я смотрю на Джеффи сквозь розовые очки», — подумала Сильвия, вслух же спросила:

— Так что, никаких новых методов лечения?

Сара покачала головой.

— Мы перепробовали все возможные средства, и они не принесли желаемых результатов. Мы можем, конечно, созвать еще один консилиум…

— Нет, не нужно. — Сильвия глубоко вздохнула, чувствуя, как на нее наваливается отчаяние. — После этих консилиумов Джеффи только становится нервным или сонливым.

— Продолжайте работать с ним. Продолжайте использовать уже испытанные методы. Может быть, вам удастся приостановить ухудшение. Может быть, положение улучшится само собой. Кто знает?

Сильвия вышла на улицу — погода была на редкость хорошей. «Солнце не должно светить в такие моменты», — подумала бедная женщина: ее нынешнему настроению больше соответствовали бы дождь и ветер.

Это началось в пятницу утром.

До этого единственным событием, достойным внимания, был звонок Фреда Ларкина.

Дело было так: Конни сняла трубку и сообщила Алану, что его вызывает доктор Ларкин.

— Говорит сам Ларкин или его секретарша? — спросил Алан, хотя ответ ему был известен заранее.

Фред Ларкин, провинциальный светский лев, известный врач-ортопед, зарабатывавший около семисот пятидесяти тысяч долларов в год, был владельцем трех коттеджей и крейсерской яхты длиной в сорок два фута. Каждое утро он выезжал из ворот своего дома на роскошном лимузине «мазерати», способном развивать скорость до двухсот миль в час, и по шоссе, скорость движения по которому ограничивалась лишь тридцатью пятью милями, добирался до госпиталя. К ветровому стеклу его автомобиля была приклеена табличка: «Фред Ларкин — доктор медицины». Алан никогда не направлял своих пациентов к Фреду, но однажды в январе кто-то из его постоянных клиентов каким-то образом все-таки оказался на лечении у Ларкина. Поэтому Алан давно уже ждал этого звонка.

— Говорит секретарша.

— Ал, ну да, конечно… — улыбнулся Алан: Фред Ларкин был не тем человеком, который мог бы унизиться до такой степени, чтобы самому набрать номер телефона. — Нажмите кнопку ожидания и быстренько бегите сюда.

Когда толстенькая Конни прибежала в его кабинет, Алан нажал кнопку ответа и сказал:

— Я слушаю.

— Одну минуту, доктор Балмер, — послышался в трубке женский голос.

Алан вручил трубку Конни. Та улыбнулась и, прижав ее к уху, произнесла серьезным тоном:

— Подождите минуточку, доктор Ларкин. — Затем, хихикая, она передала трубку Алану и выбежала из кабинета.

Алан медленно сосчитал до пяти и включил линию.

— Фред! Здравствуйте! Как поживаете?

— Превосходно, Алан, — загремел в трубке голос Фреда. — Послушайте, я не хочу отнимать у вас много времени, но мне кажется, вам следует знать, как отзывается о вас один из ваших пациентов.

— Да? И кто же это? — Алан прекрасно знал кто, что и почему, но решил прикинуться дурачком.

— Миссис Маршалл.

— Элизабет? Я даже и не подозревал, что она влюблена в меня.

— Об этом я ничего не знаю. Но, как вам известно, я сделал ей артроскопию правого колена в январе, а она до сих пор отказывается оплатить мне последние две трети моего счета.

— Вероятно, у нее нет денег.

— Да, но, как бы там ни было, она призналась, — тут Фред натянуто рассмеялся, — что это вы надоумили ее не платить мне. Как вам это нравится?

— Ну что ж, в известном смысле это правда.

На другом конце провода долго молчали.

— Значит, вы признаетесь в этом? — донеслось наконец из трубки.