Фрэнсис Вилсон - Рожденный дважды

Этому надо положить конец!

Билл с трудом вернулся к своей еженедельной шахматной партии с Никки.

— Есть человек, с которым я хочу тебя познакомить, — сказал Билл.

— Кто такой?

— Впервые обратился к нам, хочет усыновить мальчика.

Никки не поднял глаз.

— Это бесполезно.

— Мне кажется, эта пара как раз для тебя. Их фамилия Кэлдер. Он второй профессор в Колумбийском университете, а его жена — писательница. Им не нужен младенец. Они ищут толкового мальчика до двенадцати лет. Я подумал о тебе.

— А вы сказали ему, что моя голова похожа на грейпфрут, на котором слишком долго посидели?

— Прекрати! Думаю, им это безразлично.

По крайней мере, они так сказали, когда Билл говорил с ними. Это была молодая, солидная, образованная пара. Они прошли собеседования, проверку домашних условий и имели соответствующие рекомендации. Они сказали, что их больше интересует, что в голове у их будущего ребенка, чем то, какой она формы.

— Избавьте нас обоих от лишних забот и найдите им кого-нибудь еще, — сказал Никки и сделал ход ферзем. — Шах.

Билл переставил своего короля на одну клетку влево.

— Ни в коем случае. Ты — то, что им надо, мальчик. Эту пару не отпугнут твои выходки в духе Линна Бельведера.

Никки, все еще не поднимая глаз, спросил безразличным тоном:

— Вы вправду думаете, что эти люди могут меня взять?

— Мы узнаем это, только когда вы познакомитесь.

— Ладно.

Всего одно слово, но Билл услышал в нем надежду.

Никки склонился над доской, изучая позицию и в задумчивости ковыряя угри на лице. Затем он выбросил вперед руку, взял с другого конца доски слона, поставил его и, подняв глаза, усмехнулся:

— Мат! Вот!

— Черт побери! — пробормотал Билл. — Надеюсь, профессор Кэлдер хорошо играет в шахматы. Кто-то должен научить тебя вести себя поскромнее. И перестань ковырять лицо, иначе этот угорь превратится в прыщ, если будешь его трогать.

— Он называется комедон, черный угорь, — сказал Никки. — Маленькие белые называются «закрытыми», а черные — «открытыми». Множественное число от них «комедоны».

— Точно?

— Да, это латынь.

— Я несколько знаком с этим языком, но никогда не знал, что ты специалист по угрям.

— По комедонам, с вашего разрешения, святой отец. Как мне не быть специалистом! У меня их полно. Можно сказать: «Имею комедоны, следовательно, существую».

Громкий смех Билла оборвала острая боль между ребрами. Но на душе у него было тепло. Он любил этого парнишку и был уверен: Никки станет прекрасным добавлением к семье Кэлдеров.

— О Боже!

Это был голос Кэрол. Джим бросился в нижнюю библиотеку.

— Что случилось?

Она сидела в большом темно-зеленом кресле с широкими, как столики, подлокотниками, в котором казалась очень маленькой. Но в нижней библиотеке Хэнли, с ее высоким потолком и бесконечными рядами книг, все казались меньше ростом.

— Только посмотри! — показала она на страницу в книге у себя на коленях.

Джим опустился на колени рядом с ней. Книга, по-видимому, представляла собой университетский ежегодник. Джим посмотрел на черно-белую фотографию, на которую указывала Кэрол. Это была фотография черноволосого юноши со старомодной прической и пробором посредине головы, с внимательными глазами, квадратной челюстью и немного торчащими ушами. Под снимком стояла подпись: «Родерик С. Хэнли».

Джим впервые видел фотографию Хэнли в молодом возрасте, да и вообще он до сих пор не видел ни одного его фотоснимка.

— И что?

— Ты разве не видишь?

— Не вижу чего?

— Коротко подстриги себе волосы и бакенбарды, и на этом фото — ты!

— Брось!

Кэрол вынула свой бумажник и вытащила из него снимок. Он был цветной — маленький отпечаток их свадебного фото, того, что висело у них в спальне. Она положила его рядом со старой фотографией Хэнли.

Джим ахнул. Сходство оказалось поразительным.

— Мы как будто близнецы! Интересно, он играл в футбол? — А если играл, нравилось ли ему ломать руки и ноги противникам?

— Здесь об этом не говорится.

— Значит, вероятно, не играл.

— Так, — сказала Кэрол, — мы пока не знаем, кто была твоя мать, но, судя по этому снимку, ты вылитый Хэнли. Если прежде были какие-то сомнения, он ли породил тебя, теперь о них можно навсегда забыть.

— Вот это да! — раздался чей-то возглас.

Джим поднял глаза и увидел Джерри Беккера, наклонившегося через подлокотник с другой стороны кресла. Джим прикусил язык. Беккер слонялся по дому весь предшествующий день и появился здесь утром, вскоре после того, как они с Кэрол сюда приехали. Джим собирался выпроводить его, но Джерри заявил, что готовит «очерк» о Джиме для «Экспресс» и что ему нужно побольше биографического материала. Мысль о таком очерке понравилась Джиму. Возможно, его распространят телеграфные агентства. Может быть, очерк увидит его мать и свяжется с ним. И еще это может сделать ему рекламу, и какой-нибудь издатель, глядишь, решится взять его новый роман.

Кто знает? Возможно, так и получится. Но если для этого требуется каждый день общаться с Беккером, стоит ли игра свеч? Беккер и так днюет и ночует у них.

— Точно две горошины в одном стручке, — сказал Беккер. — Когда я работал в «Триб…»

— Ты, по-моему, был наверху, — перебил его Джим, стараясь скрыть раздражение.

— Верно. Но я спустился, чтобы узнать, чем вы так взволнованы. — Он показал на фото в ежегоднике. — Вот что, если вы найдете экземпляр твоего ежегодника… какого это колледжа?

— Стоуни-Брук, выпуск шестьдесят четвертого.

— Да, Стоуни-Брук. Мы сможем поместить эти фото рядом в газете. Получится здорово. Как вы думаете, вам удастся найти ежегодник Стоуни-Брука, где есть фото Джима, Кэрол?

— Поищу, когда приду домой, — ответила Кэрол.

— Обязательно найдите, ладно? Я задумал грандиозный очерк, по-настоящему грандиозный!

Джим перехватил взгляд Кэрол, молившей спасти ее от этого назойливого типа. Он знал, как ей противен Беккер.

— Пошли, Джерри, вернемся в верхнюю библиотеку.

— Идем. Не забудьте, Кэрол. Я завтра вам напомню, ладно? Или сегодня попозже, когда вы оба вернетесь домой?

— Я сама скажу вам, Джерри, когда найду фото, — проговорила она с такой вымученной улыбкой, что лучше бы она вовсе не улыбалась.

Противная баба! — думал Беккер, поднимаясь по лестнице вслед за Джимом. Жена Джима воображает, что ее дерьмо не воняет. Подумаешь, важная персона. Всего лишь провинциальная бабенка из захолустного городишка на Лонг-Айленде, мужу которой вдруг повезло. Большое дело!

Джерри держал все это в себе. Он должен был сохранять добрые отношения с Джимом, пока не получит все, что ему нужно для его очерка. Да, очерк о Джеймсе Стивенсе, неожиданном наследнике состояния доктора Родерика Хэнли, с эксклюзивным интервью непризнанного сына знаменитого ученого — одного этого достаточно для сенсации.