Дэн Симмонс - Молитвы разбитому камню

Ничего.

Бремен был в замешательстве — на мгновение ему показалось, что он потерял способность фокусировать силу мысли. Он опять сосредоточился и услышал, как в саду Турок монотонно размышляет о сексе, как доктор Уилден, садясь в «мерседес» и проверяя, нет ли «стрелок» на чулках, думает о делах. Секретарь читала «Чумных псов» Ричарда Адамса. Джерри одолел вместе с ней несколько строк. Читала она ужасно, раздражающе медленно. Во рту стало приторно от ее вишневых леденцов.

Бремен вгляделся в Робби. Мальчик прерывисто дышал. Рот открыт, слюнявый язык почти вывалился, на губах и щеках — остатки обеда. Джерри сузил и усилил касание, сфокусировал его, словно яркий луч света.

Ничего.

Хотя нет. Постойте-ка. Там что-то было. Что-то? Скорее отсутствие чего-то. Поток нейрошума словно обтекал пустоту в том месте, где должны были звучать мысли Робби. Бремен столкнулся с ментальным щитом, причем щитом невероятной силы. Даже Гейл не умела ставить такие интенсивные барьеры. Джерри был обескуражен, даже потрясен, а потом до него дошло: ум Робби поврежден; возможно, бездействуют целые сегменты. Органы чувств не работают, реакции на внешний мир минимальны — неудивительно, что сознание (или то, что от него осталось) обратилось внутрь самого себя. Это не мощный ментальный щит, а всего-навсего плотный комок интроспекции, гораздо более плотный, чем при аутизме. Воплощенное одиночество.

Потрясенный, Бремен на секунду прекратил попытки, несколько раз глубоко вдохнул, а потом потянулся снова, еще осторожнее, еще аккуратнее. Он ощупывал невидимую преграду, словно брел в темноте, держась за шершавую каменную стену. Где-то должна быть брешь.

И она нашлась. Даже не брешь — скорее податливое место, упругая точка среди твердых камней. Под ней едва уловимо трепетали мысли, Бремен чувствовал их, как пешеход чувствует дрожание подземки под мостовой. Он сосредоточился. Рубашка взмокла от напряжения. Из-за колоссального волевого усилия начали ослабевать зрение и слух. Ну и ладно. Только бы установить контакт, а там уж он сможет расслабиться и медленно открыть зрительный и слуховой каналы.

Щит слегка поддался, упругая точка чуть уступила непреклонному давлению Джерри. У него на висках вздулись вены. Сам того не ведая, он гримасничал, изо всех сил напрягал шею. Щит прогнулся. Мысль Бремена превратилась в таран, непрерывно ударявший в непроницаемую студенистую массу. Еще немного. Он сконцентрировался настолько, что в эту минуту мог бы двигать силой мысли предметы, крошить кирпичи, останавливать птиц в полете.

Щит продолжал гнуться. Бремен, превратившись в единое волевое усилие, подался вперед, словно его подталкивал в спину сильный ветер. И вдруг — прорыв, волна тепла, падение. Джерри потерял равновесие, замахал руками, открыл рот, пытаясь закричать.

Не было никакого рта.

Бремен падал. Проваливался. Краешком сознания он уловил размытый образ собственного тела, которое билось в эпилептическом припадке. Потом опять падение. Падение в безмолвие. В пустоту.

Пустота.

Джерри очутился внутри. За пределами. Он погружался в слоистые воздушные потоки. Вращались трехмерные бесцветные колеса. Ослепляя его, разрывались черные сферы. Водопады прикосновений, потоки запахов, хрупкая ниточка равновесия на беззвучном ветру.

Бремена поддерживали тысячи рук — касались, изучали. Пальцы залезали в рот, ладони хлопали по груди, скользили по животу, трогали член, спускались ниже.

Его зарыли в землю. Опустили под воду. Подняли ввысь в темноту. Бремен не мог дышать. Он задергался, и ладони затрепыхались, проходя сквозь какие-то вязкие потоки. Наверх. Его закопали в песок. Джерри забил ногами и руками. Голову словно зажало в тисках и потащило наверх. Субстанция двигалась, перемещалась. Тысячи невидимых рук сдавили, сжали Бремена и протолкнули сквозь сужавшееся отверстие. Он вынырнул на поверхность, открыл рот и закричал; в легкие, как вода в горло утопающему, тут же рванулся воздух. Бремен все кричал и кричал.

Я!

Очнулся он на пустынной равнине. Небо исчезло, но отовсюду исходил рассеянный нежно-персиковый свет. Составленная из отдельных маленьких чешуек плоскость уходила в бесконечность. Горизонта тоже не было. Сухую оранжевую землю рассекали зигзагообразные трещины, как пойму реки во время засухи. Над головой — бесцветное слоистое вещество. Как будто Бремен находился на первом этаже прозрачного пластикового небоскреба. Пустого небоскреба. Он лег на спину и уставился в вышину, сквозь бесконечную многоэтажную хрустальную пустоту.

Потом сел. По коже словно прошлись наждачкой. Одежды не было. Он провел рукой по животу, дотронулся до лобка, нащупал шрам на колене, который заработал в семнадцать лет в мотоциклетной аварии, и встал. Накатило головокружение.

Он шагал, шлепая босыми ногами по гладким теплым плитам-чешуйкам, не зная и не думая, куда идет. Как-то в штате Юта он перед самым закатом прошагал подобным образом целую милю по дну высохшего соленого озера Бонневиль. Бремен шагал. «На трещину наступишь — жди беды», совсем как в детстве.

Наконец он остановился. Точно такое же место, пейзаж ничуть не изменился. Болела голова. Джерри лег на спину и представил, что он глубоководное морское создание, придонная рыба, смотрящая вверх, сквозь изменчивые океанские течения. Персиковый свет окутывал его теплом. Тело сияло. Бремен закрыл глаза и заснул.

Он резко сел. Ноздри его трепетали, уши дергались, силясь различить едва уловимый звук. Вокруг была непроницаемая темнота.

В ночи что-то двигалось.

Бремен припал к земле и прислушался, стараясь не замечать шума собственного прерывистого дыхания. Эндокринная система переключилась на древнюю программу, возникшую миллионы лет назад. Кулаки сжались, глаза забегали, сердце застучало как бешеное.

В ночи что-то двигалось.

Совсем близко, он это чувствовал. Что-то сильное, огромное, оно легко ориентировалось в темноте. Это что-то было рядом с ним, над ним. Ощутив на себе пронзительный слепой взгляд, Бремен опустился на колени и сжался в комок.

Его что-то коснулось.

Джерри еле сдержал рвущийся из горла крик. Его схватила гигантская рука — что-то шероховатое, громадное. Да нет, не рука. Его подняли в воздух. Какая силища — от давления заныли ребра. Существо могло бы легко расплющить его в лепешку. И снова это чувство — словно тебя осматривают, изучают, взвешивают на невидимых весах. Голый и беспомощный, он, как ни странно, не боялся, словно лежал под рентгеновской установкой и знал, что все тело пронизывают невидимые лучи — исследуют, выискивают скрытые болезни.

Его опустили на землю.

Ни звука не донеслось, но он почувствовал, как удаляются шаги гигантских ног. Напряжение спало, и он всхлипнул. В конце концов Бремен сумел подняться на ноги и позвать куда-то в пустоту. Слабенький голос Джерри тут же затерялся в пространстве, и он даже не был уверен, что сам его слышал.