Сергей Саканский - Другая. Украденная душа

Машина отъехала, Родион и Маша остались одни на пустой зеленой улице, с обеих сторон заросшей сиренью, которая уже отцветала, осыпанная мириадами ржавых звезд. Где-то в глубине дачного поселка слышался маниакальный стук молотка, с другой стороны, там, где был пруд, который они только что проехали, доносились развязные вопли купающихся подростков и хамоватый девичий смех.

Родион и Маша посовещались, наскоро разработав план действий, учитывая новую, полученную от таксиста информацию.

– Может быть, мне пойти одному? – неуверенно предложил Родион.

– Ни в коем случае! – возразила Маша. – Не забывай, что я неузнаваема. Разыграем страждущую парочку. Будем действовать по обстановке.

Она явно брала руководство в свои руки, что не очень-то понравилось Родиону.

От калитки к загадочному дому вела узкая гравийная дорожка, обсаженная цветущими пионами. На заборе можно было разглядеть звонок, защищенный маленькой крышей от дождя, в целом напоминающий скворечник. Родион нажал кнопку.

Внутри дома хлопнула невидимая дверь, затем на пороге возник силуэт мужчины. Хозяин открыл калитку, придерживая за ошейник огромного водолаза. На руке, погруженной в черную собачью шерсть, блестел тот самый пресловутый трискель.

– Нам нужна ваша консультация, – скромно сказала Маша, опять присвоив себе голос прославленной актрисы.

Хозяин смерил их обоих оценивающим взглядом.

– А вы случайно не ошиблись адресом?

– Вас ведь зовут Антон Петрович?

– Да, это я, – отозвался экстрасенс, – А вы, прежде всего, скажите, кто вам рекомендовал обратиться ко мне?

Маша, похоже, решила пойти ва-банк.

– Один наш хороший знакомый. Виктор Викторович Буров, – сказал она.

Антон Петрович на секунду замер, как бы взвешивая эту информацию, затем кивнул, словно утвердив ее.

Они проследовали в дом, полагаясь на массивную спину хозяина, идущего впереди. По комплекции Антон Петрович напоминал пингвина, причем, не диковинную птицу из зоопарка, а персонажа знаменитой революционной песни Максима Горького.

Проходя через вестибюль, за распахнутой двустворчатой дверью Родион вдруг увидел белую мраморную плиту. Он непроизвольно содрогнулся: художник уже приступил к работе и действительно высекал в мраморе обнаженную женскую фигуру.

– Афродита, – пояснил Антон Петрович. – Это мой сын тут работает, скульптор.

Родион никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным. Статуя, которая снилась ему в кошмаре, действительно существовала. И перстень, точно такой же, как во сне… По здравому рассуждению, ничего этого просто не могло быть. Впрочем, мистический страх легко отступил, сметенный необходимостью действия. По некоторым признакам Родион понял, что Антон Петрович находился в доме один, и это придало ему бодрости.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, они достигли конечной цели своего путешествия – просторного кабинета экстрасенса. Родион подумал, что, несмотря на виртуозный макияж, Антон Петрович все же может, в конце концов, узнать Машу. Оценив обстановку, Родион легонько подтолкнул девушку к креслу у самого окна, и она, еще не понимая, что он имеет в виду, послушно села на указанное место.

Дело было в свете: солнце, уже клонившееся к горизонту, создавало вокруг ее лица хороший контражур, достаточно затеняя ее черты. Практически, сцена была готова, теперь осветителю и актрисе предстояло только разыграть импровизированный спектакль.

Антон Петрович удобно устроился в своем зрительском кресле.

– И какого рода ваша проблема?

Родион решил перехватить инициативу и продолжил начатую Машей игру, чувствуя, что все же находится на верном пути.

– Нам надо сделать то же самое, что вы сделали для Виктора Викторовича, – многозначительно сказал он.

– Ого! А вы в курсе, сколько стоит подобная услуга?

– Разумеется.

Антон Петрович помолчал, опять что-то прикидывая на своих внутренних весах.

– Кто объект? – деловым тоном спросил он.

– Молодая женщина, – не сморгнув глазом, ответил Родион.

– Хорошо. Разница в возрасте между субъектом и объектом значительна?

– Не очень.

Родион закусил щеки, сдерживая непроизвольную улыбку. Он понятия не имел, о чем они на самом деле говорят, но разговор, похоже, складывался успешно.

Следующий вопрос начисто погасил охоту улыбаться:

– Эта женщина, ваш субъект – давно она была похоронена? Если больше, чем сорок дней назад, то работа будет значительно труднее. И дороже, соответственно.

В горле у Родиона пересохло, он продолжал автоматически, выбрав благоприятный ответ:

– Нет. Меньше, чем сорок дней.

Краем глаза он заметил, как напряглась у окна Маша. Антон Петрович помолчал, барабаня пальцами по столу. Свастика на перстне отбрасывала часто мелькающий блик. Следующие слова, казалось, были взяты из какой-то детской страшилки:

– Земля с могилы при вас?

– Нет еще. Мне рассказали только в общих чертах. Я бы хотел прояснить детали.

– Что ж, тут нет ничего сложного. Горсть земли с могилы субъекта, примерно полулитровая банка. Носильная вещь, именно такая, которую эта женщина точно надевала. Небольшая вещь, например трусики. Шляпка, косынка – не годятся, нужно что-то, имевшее плотный контакт с телом. Деньги, разумеется, наличными, задаток, половину всей суммы. Ну и, естественно – сам объект. Вторую женщину надо привезти сюда. Вместе с землей и носильной вещью. Она должна быть в спокойном состоянии, в смысле, женщина, а не земля… Землю, кстати, лучше брать у изголовья.

Родион стал что-то понимать и, по мере этого понимания, внутри него нарастал гнев. Ему удалось овладеть своим лицом. Его собеседник продолжал возбужденно разглагольствовать, очевидно, предчувствуя интересную работу и близкое получение денег:

– Конечно, легче всего поймать душу до истечения девяти дней после смерти. После сорока – гораздо сложнее. Свыше сорока дней, когда душа уже утверждается в глубинах Аида, сделать это во сто крат труднее. Вселить пойманную душу в новое тело – нелегкая задача, и также зависит от качества материала. В частности, от возраста объекта.

– Что будет происходить с объектом? – тихо спросила Маша.

– Объект ничего не заметит. Сам процесс трансформации души я провожу под гипнозом. Это разовая акция, она занимает около часа. Затем процесс идет сам собой: переселенная душа разрастается в теле, как раковая опухоль, и постепенно вытесняет прежнюю. Пациент, конечно, чувствует недомогание, но, если учесть, что его личность со временем вообще исчезнет, то мы не можем сказать наверняка, кто именно испытывает недомогание: тот, кому произведена пересадка, или тот, кого, собственно, пересаживают.