Алана Инош - Слепые души

Я не святой Георгий Победоносец, но держала в руках копьё и сразила им змея. И это не фигуральное выражение: копьё – самое настоящее. Изготовлено оно было, вероятно, во времена Христа, так что выглядит оно, мягко скажем, не слишком новым. Увидев это копьё – его полуистлевшее древко и рассыпающийся наконечник, – вы можете усмехнуться: «Да что этим антиквариатом можно сделать? Разве только червяка задавить» – и будете неправы. Я тоже так подумала и ошиблась: копьё оказалось очень даже пригодным для ближнего боя. Но в музее вы его не найдёте: где оно сейчас, знают лишь те, кто мне его вручил.

Странная это история, не историческая и не библейская. Имени моего противника вы не найдёте ни в одном древнем тексте, о нём нет упоминаний ни в Библии, ни в летописях, ни в легендах. Его имя вычеркнуто и предано забвению, а то, которым я называю его здесь, намеренно изменено, чтобы многочисленные воспроизведения его вашими устами не вызвали из небытия его тень: хоть он и изгнан, но лучше не искушать судьбу и не будить лихо, пока оно тихо.

Моё имя Анастасия, и моё житие – самое обыкновенное, довольно-таки бесславное, похвалиться мне нечем. Я никогда не думала, что мне уготована столь важная миссия, более того – я полагала, что такие подвиги совершают ярко выраженные праведники, коих впоследствии канонизируют. Я не думаю, что меня постигнет сия достохвальная участь, да я к тому и не стремлюсь: мне бы как-то дожить свою земную жизнь, не наделав ошибок.

И всё-таки моя жизнь поделена на «до» и «после», её жирной чертой пересекает день, когда на нас с Костей напали какие-то отморозки, и я получила удар ножом, приведший меня на невидимую грань между тем светом и этим. Семь с половиной минут моё тело не подавало признаков жизни, и по всем показателям медицинских приборов я была мертва, но как раз в эти-то семь с половиной минут и происходило самое интересное. В то время как врачи констатировали клиническую смерть, я была ещё как жива и даже успела кое-кому здорово накостылять, а именно мануальному терапевту доктору Якушеву, который на деле был никакой и не доктор вовсе.

Но я забегаю вперёд. Перед этим было нечто, за что меня уж никак нельзя причислить к лику святых: моя встреча с Альбиной.

Познакомились мы при малоприятных обстоятельствах, и было сложно поверить, что из такого знакомства может получиться что-то хорошее. Это случилось погожим, тёплым майским днём. За спиной у меня был расположен торговый павильон, похожий на сказочный теремок, в котором люди что-то покупали, вправо и влево тянулся пыльный, залитый солнечным светом тротуар, по которому люди шли, а впереди – поток машин, в которых люди ехали, но ни одному индивиду из этой человеческой массы не было дела до того, что случилось. А случилось вот что: огромный, сверкающий, великолепный джип слегка боднул меня в бок, когда парковался у обочины, и я упала. Сидя на асфальте, в гораздо большей мере потрясённая обрушившимся на меня шквалом ругани Рюрика, нежели самим происшествием, я вытирала катившиеся по лицу слёзы. Сквозь их солёную колышущуюся пелену я увидела, как задняя дверца джипа открылась, и из-под неё на пыльный асфальт ступил лакированный чёрный женский сапог. Это много позже я буду называть её Алей, а она меня «утёночком», а пока она была просто незнакомой, хорошо одетой женщиной с фигурой, как у модели. Несмотря на боль в руке, я подумала: наградила же природа данными! Высокая, стройная, ноги – что называется, от ушей; лакированная кожа сапог сверкала на солнце, как и её широкие тёмные очки. Залюбовавшись её фигурой, я не сразу заметила, что у неё не всё в порядке с лицом, тем более что половину его скрывали вышеупомянутые очки и длинная, густая тёмная чёлка.

– Дура! Идиотка! Ты что, ворон считаешь? Тебе жить надоело? – орал Рюрик. Впрочем, тогда я ещё не знала, как его зовут, и для меня он был просто шкаф в костюме.

На меня ещё ни разу в жизни не орали так долго и так яростно, и, само собой, мне было очень обидно: меня чуть не сбили, да ещё на меня же и орут. Впрочем, несмотря на этот ужасный ор, как я уже сказала, на нас мало кто обращал внимания, все шли по своим делам и предпочитали не вмешиваться: очевидно, всех впечатляли габариты орущего «шкафа». «Шкаф», он же водитель роскошного джипа, стриженный ёжиком, косая сажень в плечах, обрушил на мою несчастную голову все ругательства, которые он только знал, а знал он их немало. Вышеприведённые слова были чуть ли не единственными цензурными среди этого потока скандала, изливавшегося из тщательно отремонтированной стоматологами пасти шкафоподобного молодца. Хорошо одетая женщина в красивых блестящих сапогах, собранных на щиколотках «гармошечкой», и тёмных очках, выйдя из машины, точнее, из её задней дверцы, почему-то смотрела не прямо на меня, а куда-то мне за спину, в сторону торгового павильона-теремка, что показалось мне весьма странным и даже задело меня: ей как будто не было дела до меня, пострадавшей.

– Рюрик, что случилось? – спросила она, обращаясь, по-видимому, к водителю. (В этот момент я впервые услышала его имя.)

Я подумала: странно, зачем ей задавать этот вопрос, когда и так всё ясно видно? Разве что только она слепая? А водитель, шкаф с редким именем Рюрик, ответил, всё ещё полный негодования:

– Да вот эта вот дура чуть не угодила нам под колёса, Альбина Несторовна!

Обладательница умопомрачительных ног в красивых сапогах, продолжая смотреть куда-то вдаль, поверх меня, секунду помолчала и спросила дрогнувшим голосом:

– Ты что, сбил девушку?

– Да не я сбил, а она на нас наскочила, аферистка! – прорычал Рюрик, сверля меня злобным взглядом. – Бросилась нам под колёса!

Тут я не вытерпела.

– Почему аферистка? Какое вы имеете право меня оскорблять? И я никуда не бросалась, я шла себе спокойно, никому не мешала, а тут вы со своим джипом...

Сказать по правде, это только в письменной форме звучит пристойно, а произнесено это было мной плачущим, жалким, дрожащим голосом, и, к тому же, под конец я разревелась, а потому, естественно, всё это вызвало у Рюрика только презрение. Женщина в тёмных очках, по-прежнему не глядя на меня, подошла ко мне, сверкнув голенищами шикарных сапог, присела и принялась меня ощупывать.

– Девушка, милая, что с вами? Как вы себя чувствуете? Вам больно? – спрашивала она встревоженно.

– А вы как думаете? – всхлипнула я. – Конечно, больно... Вы что, не видите?

Она ответила спокойно, дотронувшись до своих широких тёмных очков:

– Да, я не вижу.

Теперь, когда её лицо было близко, я разглядела на нём неровности – что-то вроде сглаженных шрамов. Её подбородок был поднят, за тёмным щитком очков не было видно глаз. Она слепая, дошло до меня, и мне тут же стало неловко за мои в сердцах брошенные слова. Вот как бывает: прекрасная фигура, дорогие сапоги, роскошная машина – и нет зрения.