Вампирские Архивы - Дети ночи

Брайан держался рядом, и хотя я был доволен, что нахожусь не в полном одиночестве и у меня есть хоть какая-то компания, время от времени мне хотелось, чтобы он остался наверху. Брайан казался беспокойным, и даже вид такого множества костей его не утешил. Но наконец, когда я несколько раз подряд подал ему команду, он улегся на каменный пол и остался лежать неподвижно, все еще сохраняя настороженный вид.

Я работал несколько часов, прежде чем прервался и дал отдых глазам и рукам. Тогда-то я впервые обратил внимание, какая глубокая тишина меня окружает. Сюда не доносился ни один звук из внешнего мира. Церковные часы, которые тикали громко и тягуче, когда я спускался по лестнице, не посылали сюда даже еле слышного шепота на своем железном языке. Было тихо, как в могиле. Это и была могила. Те, кто оставался здесь, на самом деле погружались в тишину. Я повторил эти слова про себя, или, скорее, они сами прозвучали у меня в голове.

«Погружались в тишину».

Из задумчивости меня вывел слабый звук. Я сидел, не двигаясь, и слушал. В хранилищах и других подземельях часто попадаются летучие мыши.

Звук повторился — слабый, осторожный, довольно неприятный. Не знаю, какие звуки издают летучие мыши, приятные или нет. Внезапно раздался шум от падения, мгновение тишины, и — почти неуловимый, но отчетливый звук, словно от поворота ключа.

Я оставил ключ в замке, после того как повернул его, и теперь пожалел, что так сделал. Я взял свечу и возвратился в большой склеп. Мне кажется, я не настолько изнежен, чтобы нервничать, услышав шум, происхождение которого неизвестно. Тем не менее, признаюсь честно, я бы предпочел, чтобы такого не происходило. Подойдя к железной двери, я услышал другой отчетливый (я бы сказал, торопливый) звук. И подумал, что допустил большую ошибку. Подойдя к двери и осветив замок, чтобы вынуть ключ, я заметил, что другой ключ, висевший рядом на коротком шнурке, слегка колеблется. Лучше бы никакого шевеления не было, потому что оно показалось мне беспричинным; я положил ключи в карман и повернулся, чтобы продолжить работу. И тут увидел на полу то, что и вызвало шум. Это был череп, очевидно, только что соскользнувший с самого верха одной из горок, сложенных из костей, он откатился в сторону и теперь лежал у моих ног. Место, откуда он упал, было в нескольких дюймах ниже сводчатого потолка в проходе у меня за спиной. Я наклонился, чтобы поднять череп, но сообразил, что могу потревожить другие черепа, если положу его на вершину груды. Да и разбросанные зубы собирать не хотелось. Поэтому я оставил череп там, где он был, и вернулся к работе. Вскоре она так меня захватила, что я очнулся, лишь когда свечи стали догорать и гаснуть одна за другой.

Тогда, с сожалением вздохнув, поскольку закончить не удалось, я повернулся к выходу, чтобы уйти. Бедняга Брайан, который все не находил себе места, подпрыгнул от радости. Когда я открыл железную дверь, он ринулся мимо меня, и через мгновение я услышал, как он скулит, царапается и даже, я бы сказал, бьется в деревянную дверь. Заперев железную, я пошел по коридору как можно быстрее и, едва открыл деревянную, мимо меня будто пронесся вихрь — это по ступенькам промчался Брайан и скрылся из виду. Остановившись, чтобы вынуть ключ, я почувствовал себя одиноким и покинутым. Смутное ощущение тревоги, витавшей вокруг, не проходило даже на свободе, под лучами солнца.

День близился к вечеру, и, совершив прогулку к дому священника, чтобы отдать ключи, я уговорил семью трактирщика позволить мне принять участие в их трапезе. Все расположились на кухне. Жители Вет-Вейст были тогда простыми людьми с откровенными и беззастенчивыми манерами, что до сих пор можно встретить в глухих селениях, особенно в йоркширской глубинке; но я понятия не имел, что во времена почтовых марок за пенни и дешевых газет в каком-то уголке Великобритании, пусть и отдаленном, может быть подобное незнание внешнего мира.

Когда я взял на колени соседского ребенка — хорошенькую маленькую девочку с ореолом льняных волос, какого я ни у кого больше не видел, — и стал рисовать ей птиц и животных, обитающих в иных краях, меня немедленно окружила толпа детей. Даже взрослые подходили к двери и наблюдали издали, переговариваясь на неизвестном мне скрипучем наречии, которое, как я потом узнал, называется йоркширским диалектом.

На следующее утро, выйдя из своей комнаты, я почувствовал: в деревне что-то случилось. Когда я подошел к бару, моих ушей достиг гул голосов, а из открытого окна следующего дома донесся пронзительный жалобный вопль.

Женщина которая принесла мне завтрак, была вся в слезах и, отвечая на мои расспросы, сказала, что соседский ребенок, маленькая девочка, которую я держал на коленях накануне вечером, ночью умерла.

Я почувствовал сострадание, которое вызвала у всех смерть маленького существа, а безудержные стенания бедной матери лишили меня аппетита.

Поспешив приняться за дело, я забрал по пути ключи и в компании Брайана снова спустился в склеп, где с упоением рисовал и измерял. В этот день у меня не было времени прислушиваться к звукам, реальным или воображаемым. Брайан тоже казался очень довольным и мирно спал около меня на каменном полу. Я работал, пока не начали догорать свечи, и с сожалением убрал тетради, потому что не успел в этот день закончить работу, хотя очень на это рассчитывал. Придется прийти сюда еще раз, ненадолго. Когда вечером я зашел, чтобы вернуть ключи, старый священник встретил меня в дверях и спросил, не желаю ли я зайти и выпить с ним чаю.

— Успешно ли продвигается ваша работа? — спросил он, когда мы сели в длинной комнате с низкими потолками, где я уже был и где он, похоже, проводил все свое время.

Я кивнул и показал свои рисунки.

— Вы, конечно, видели оригинал? — спросил я.

— Один раз, — ответил он, пристально глядя на листы.

По-видимому, ему не хотелось это обсуждать, и тогда я заговорил о здании церкви.

— Здесь все старое, — сказал он. — Сорок лет назад я был молод и приехал сюда, потому что не имел средств, а меня вынуждали жениться. Меня угнетало, что все здесь такое старое. К тому же это место было очень далеко от мира, по которому я время от времени испытывал такую тоску, что с трудом переносил ее. Но я сам выбрал свою судьбу и вынужден был этим довольствоваться. Сын мой, не женитесь молодым, по любви, которая в это время действительно могущественная сила, она отклоняет сердце от учебы, а маленькие дети заставляют забыть о честолюбивых помыслах. Не женитесь и в среднем возрасте, когда женщина — всего лишь женщина со скучными разговорами, и тогда вы не будете обременены женой в старости.

У меня было свое представление о браке, я считал, что жена — это тщательно выбранный компаньон, имеющий склонность к домашним делам, послушный и преданный, который к тому же может принести хорошее приданое человеку свободной профессии. Но мое мнение, однажды выработанное, я не собирался обсуждать с посторонними, поэтому сменил тему и поинтересовался, неужели во всех окрестных деревнях жизнь такая же патриархальная, как в Вет-Вейст.