Леонид Влодавец - Жуть подводная

Кольке стало жалко старушку. Он остановился и подождал, пока Степановна перешла улицу, зашла в калитку бабушкиного дома, поднялась на крыльцо и скрылась в дверях. После этого Колька подскочил к поленнице, выложенной у дома Степановны, и пожелал, чтоб круглый березовый чурбачок, лежавший поверх колотых дров, превратился в петуха. Все вышло как по-писаному: чурбачок исчез в оранжевом сиянии, которое сменилось зеленым, а потом вместо чурбачка возник красивый белый петух, огласивший улицу звонким «ку-ка-ре-ку!» Колька едва успел отскочить от калитки и отбежать в сторону, как бабка Степановна, должно быть, оборвав свой разговор с Колькиной бабушкой, чуть ли не бегом выскочила во двор и быстро-быстро засеменила к своей калитке, бормоча и всхлипывая:

— Петенька! Петенька вернулся! Есть Бог на свете! Внял молитвам моим!

Бабушка Клаша, хоть и слышала это самое «кука-ре-ку», все же отнеслась к этому делу с недоверием. Возможно, ей даже показалось, будто соседка от горя умом тронулась. Но все же вышла на улицу и была несказанно удивлена, увидев, как Степановна, вся светясь от радости, гладит петуха по гребешку.

Конечно, они принялись обсуждать счастливое возвращение Петеньки, но Колька этой дискуссии слушать не стал, а поспешил к дому Пашки Нефедова. Как известно, сам Пашка проживал в хлеву в поросячьем виде, отец его все еще пребывал на острове, превращенным в шестиметровую ель, а мать увезли в больницу с нервным расстройством после того, как муж и сын пропали без вести. За их хозяйством взялась приглядывать соседка, но сейчас ее во дворе не было, а потому Колька, воровато оглянувшись, и убедившись, что его никто не видел, беспрепятственно вошел в калитку и подобрался к хлеву. Дух, конечно, в хлеву был еще тот, но Колька только поморщился: придется потерпеть, чтоб доброе дело сделать.

За загородкой обнаружились два поросенка, один большой и толстенький, а второй намного меньше. Большой поросенок, уткнув рыло в кормушку, усердно чавкал, а маленький тоскливо похрюкивал в уголке и даже не смотрел в сторону свинячьего пойла. Колька тут же вспомнил, что, разговаривая с Колькиным дедом, дядя Петя упоминал, что приблудившийся поросенок — то есть вообще-то его родной сын! — весит килограммов десять, а прежний, который у него и раньше был (то есть самый обычный) — все пятьдесят. Тем не менее Колька для страховки спросил у маленького поросенка:

— Ты Пашка? Кивни головой, если понял!

И поросенок кивнул, а потом задрал пятачок вверх и умоляюще поглядел на Кольку своими поросячьими глазками. Мол, спаси меня, я же слышал, что меня родной папа к Пасхе зарезать собирался! А ты знаешь, каково эту свинячью еду жрать? Да еще когда этот толстый боров тебя все время от кормушки отпихивает! Конечно, его еще к Рождеству заколют, но мне-то не легче от этого!

— Короче, — сурово объявил Колька, — сейчас я тебя обратно в человека превращу. Но ты должен намертво забыть, что был поросенком, и на все вопросы: «Где ты был?», отвечать: «Заблудились в лесу с Сашкой и Толькой». Понял?

Поросенок усердно закивал головой, и Колька мысленно пожелал, чтобы он стал прежним Пашкой. В хлеву возникло зеленое облачко, поросенок исчез в нем, а потом, когда облачко пропало, в углу хлева возник бывший Младший Вождь Каменный Коготь в своей обычной одежде, только по привычке стоящий на четвереньках, не обращая внимания на то, что пол под ним, мягко говоря, не очень чистый. Правда, Пашка довольно быстро сообразил, что может и на двух ногах стоять, но вышел из-за загородки только после того, как Колька повелел:

— Иди умойся и оставайся во дворе! Никуда не уходи, пока отец не придет.

Убедившись, что бывший поросенок ему всецело подчиняется, Колька побежал к дому Тольки Петухова. Здесь возникли кое-какие сложности. Отец Тольки, как видно, был на работе, а вот мать в явно расстроенных чувствах и злая на весь мир возилась по хозяйству. В тот момент, когда Колька подошел к калитке, она как раз тащила к хлеву здоровенный чугун с варевом для поросят.

Как ее зовут, Колька не знал, но решил не мешкать и выкрикнул, не заходя во двор:

— Пашка Нефедов нашелся!

Тетка от неожиданности чуть чугун не уронила, но все-таки сумела его на землю поставить и резко повернулась к Кольке:

— Где нашелся? Живой?! А мой где?

— Где ваш, я не знаю, — ответил Колька, — а Пашка у себя дома. Спросите у него, может, он знает, где Толя…

Петухова наскоро отерла руки о передник и со всей прытью, что ей позволяла фигура, рванула по улице к дому Нефедовых. Конечно, Колька воспользовался этим и проник в хлев. Тут еще одно осложнение возникло. За загородкой стояло сразу три поросенка, причем все примерно одного размера, то есть намного крупнее того, каким был Пашка Нефедов в поросячьем облике, и немного меньше, чем настоящий поросенок Нефедовых. Так что сразу определить кто есть кто не получалось. Но Колька не растерялся.

— Толька, встань на задние лапы!

Однако все поросята учуяли запах еды, доносившийся от чугуна, который Толькина мать оставила рядом с хлевом, и почти одновременно уперлись передними копытцами в загородку. Кроме того, они стали нетерпеливо повизгивать, и невозможно было понять, кто просто кушать хочет, а кто жаждет избавиться от своего пятачка и обзавестись нормальным, человеческим носом. Колька и тут догадался, как поступить:

— Тот, кто был Толькой, должен превратиться в человека!

Все произошло точно так же, как с Пашкой, с той лишь разницей, что перед Колькой появился не четырнадцатилетний, а шестнадцатилетний оболтус, который чуть ли не упирался головой в крышу хлева.

— Матери говори одно: заблудился в лесу с Пашкой и Сашкой! О том, что был поросенком, забудь навеки! Понял?

— Понял, — голосом контуженного робота произнес Толька.

— Со двора не уходи никуда, скоро мать придет! — это Колька прокричал уже из-за калитки, направляясь к дому Куркиных.

Еще издали он заметил во дворе могучую фигуру Сашкиной младшей сестры. Машка, вооруженная плетеной хлопалкой, пыль из ковра выбивала.

Колька применил тот же трюк: объявил, что Пашка и Толька нашлись и, может быть, знают, где Сашка находится. Сестрица, конечно, убежала, а Свирепый Вепрь на сей раз даже во двор заходить не стал, а просто мысленно пожелал, чтоб тот поросенок, что прежде был Сашкой, превратился обратно в человека.

Через несколько минут Сашка сам выскочил из хлева, отчаянно вертя головой и хлопая глазами, должно быть, не верил, что его поросячья жизнь закончилась и опасность быть зарезанным к Рождеству ему больше не угрожает.

— Ко мне! — приказал Колька, и верзила, который был выше его на целую голову, покорно приблизился к повелителю.

— Поросенком ты никогда не был, гулял в лесу с Пашкой и Толькой, заблудился и больше ничего не помнишь! Со двора не уходи! — выпалил Колька стандартную инструкцию и дунул поскорее бегом, пока Машка не вернулась.