Иван Сербин - Собачий Рай

Тот неопределенно шевельнул бровями.

— Как договаривались. Сто пятьдесят за каждый день работы. Итого тысяча пятьсот. Плюс накладные расходы. Мне пришлось заплатить кое-кому из бывших коллег в МВД. Сейчас ведь никто за так пальцем о палец не ударит. Это еще триста. Итого тысяча восемьсот. Ну, и если вы действительно оценили работу по достоинству, то премиальные на ваше усмотрение.

Осокин отсчитал двадцать пять стодолларовых купюр, положил на стол и придвинул детективу. Тот взял банкноты, не пересчитывая, переломил пополам и сунул в карман куртки.

— Премного благодарен.

Осокин серьезно наблюдал за ним, не без интереса подмечая каждое движение. Детектив почувствовал себя неуютно, повел плечами:

— Что-то не так?

— Да нет, все так. Все так, — Осокин опустил взгляд на тонкую стопочку бумаг, накрыл их ладонью. Спросил, глядя в стол, с некоторым равнодушием: — Надеюсь, я и впредь могу обращаться к вам за помощью?

— Конечно, — на губах детектива заиграла улыбка. — Наша фирма всегда к вашим услугам. Можно сказать, в любых ситуациях.

Улыбался он странно. Радушно, но с некоторой нотой неприятного покорного подобострастия. Одним словом, фальшиво. Стремление продаться и в то же время сохранить хотя бы внешнее достоинство было отчетливым и породило у Осокина подспудное чувство неприязни. Ему захотелось, чтобы гость поскорее ушел. Он демонстративно взглянул на часы. Детектив понял жест. Клиент занят. Клиенту не надо мешать. Клиент платит. Не раздражай того, кто платит и готов платить впредь. Это безработных детективов полно, а хороший, денежный клиент — редкость, особый товар. Хорошим клиентом не разбрасываются.

Детектив поднялся, но замешкался у стола. После секундного колебания все же протянул руку для пожатия. Жест, исполненный немого вопроса. Детектив словно просил подтверждения их добрых отношений в будущем.

Осокин колебался. Он не хотел отвечать на пожатие и мог бы себе это позволить, но… Это странное «но» вызревало в его душе как болезненный нарыв. Детектив уже проник в тайну, касающуюся только его, Осокина, и слепой стюардессы. Теперь он, сам того не подозревая, стал оруженосцем, принимающим на себя половину испытаний и грехов хозяина. Осознанно ли? Вряд ли. Все дело в деньгах. Только в деньгах и ни в чем больше.

Осокин пожал крепкую ладонь, бормотнул:

— Всего доброго. Возможно, мне понадобятся ваши услуги уже в самое ближайшее время.

— Всегда рад помочь. Буду с нетерпением ждать вашего звонка. До свидания.

Вот теперь детектив улыбнулся широко и открыто, поверив наконец, что его купили взаправду. Надолго.

Он вышел Из кабинета, аккуратно и плотно прикрыв за собой дверь. Осокин достал из кармана пиджака платок, тщательно вытер руку и бросил платок в корзину для бумаг. И только после этого он придвинул к себе отчет.

Этот разговор состоялся ровно месяц назад. Почему сегодня Осокин вспомнил о нем? Наверное, потому, что за окном снова шел дождь. Не такой же, как в тот летний день, более пронзительный и злой, предвещающий вселенский холод и тоску, но такой же серый и неприкаянный. Осокин открыл глаза и посмотрел на лежащее перед ним досье. Он каждый день доставал из стола папку и рассматривал фотографии.

И каждый день, ровно в девять утра, в квартире слепой стюардессы раздавался звонок. Она отпирала дверь. И каждое утро на пороге стоял один и тот же посыльный с корзиной белых пионов. Осокин посылал бы розы, но стюардесса их не любила. Предпочитала тюльпаны, сирень и пионы. Вспомнив про цветы, Осокин улыбнулся. Осторожно, словно боясь повредить, он раскрыл досье и вытащил несколько цветных снимков.

Первый снимок запечатлел девушку идущей по улице. Пшеничного цвета волосы раздувает ветер, голова поднята. Пожалуй, слишком высоко для зрячего. Слепые глаза смотрят прямо перед собой. Фотографировали с малого расстояния. Оно и понятно. Зачем прятаться, если «объект» все равно ничего не видит. Осокин внимательно рассматривал тонкую фигурку девушки. Странно. Почему она ходит без тросточки? Осокин взял следующую карточку. Девушка у подъезда, говорит что-то сидящей на лавочке старухе. Улыбается. Хорошая у нее улыбка.

Осокин улыбнулся, будто бы в ответ, покатал на языке ее имя. «Наташа… Наташа… Наташа…» Словно шампанское. Острое, покалывающее язык, приятное на вкус.

Он разложил карточки по столу, принялся вглядываться в лицо. О чем она думает? Что чувствует? Какова ее первая мысль, когда она просыпается утром и понимает, что день так и остался ночью? Что для нее жизнь?

Осокин провел пальцем по улыбающемуся лицу девушки, едва касаясь глянцевой поверхности карточки, наклонился ниже, вглядываясь в слепые глаза. Он испытывал чувство, сродни тому, какое испытал Пигмалион, прикоснувшись к своему ожившему творению.

В дверь постучали. Осокин встрепенулся, сгреб бумаги и фотографии, смахнул их в верхний ящик стола, спросил громко:

— Кто?

Дверь приоткрылась, и в кабинет вошел секретарь-референт — изящного сложения мужчина лет тридцати. Двигался он с балетной легкостью, говорил мягко, тихо, расслабляюще. Жесты референта также отличались своеобразной плавностью.

Секретарь проскользил к столу, остановился в двух шагах, напомнил деликатно:

— Александр Демьянович, в четыре сорок пять у вас встреча с англичанами. Я позвонил, подтвердил время.

Осокин кивнул рассеянно. Мысли его были заняты совсем другим.

Секретарь просмотрел список:

— В семь вас ждет в «Редиссоне» Перфильев. Машина у подъезда, — продолжал он. — Охрана в приемной.

— Сейчас я выйду. — Осокин закурил. — Спасибо, Виктор. Собери все необходимые бумаги. Поедешь со мной. А по поводу Перфильева… Перенеси на завтра.

— Но, Александр Демьянович, Перфильев будет недоволен. Все-таки его завод…

— Его завод, Виктор, пока еще живет на наши деньги, — оборвал его Осокин. — Он их «отобьет», конечно, но при нынешнем падении мировых цен на нефть случится это не раньше февраля будущего года. А у него срок возврата кредита — ноябрь этого. Так что приедет как миленький. И завтра, и послезавтра, и через неделю, если будет нужно. Еще и поблагодарит, что встретиться согласились.

Референт улыбнулся понимающе, кивнул:

— Хорошо, Александр Демьянович. Я договорюсь.

Когда он вышел, Осокин выдвинул ящик стола, достал одну из фотографий стюардессы и спрятал ее в бумажник. Затем он поднялся и, раздавив окурок в пепельнице, пошел к двери. Сегодня был особый день. Сегодня у слепой стюардессы Наташи Ивлевой пенсия по инвалидности. В этот день она посещает супермаркет «Восьмая планета» на улице Митрофанова. Позволяет себе прикупить кое-что из лакомств. В силу своих финансовых возможностей, само собой. Осокин несколько раз переводил стюардессе деньги, и ни разу она их не приняла. Гордая.