Елена Нестерина - Большая книга ужасов 41

— …Ой, вы знаете, со мной тоже однажды странная вещь приключилась, — задумчиво потерла подбородок Наташка Кремнева, худенькая смуглая девчонка из параллельного класса. — Никогда не верила в такие штуки, пока сама не увидела. Я теперь сама не своя, до сих пор страшно. Это случилось еще летом…

— Летом? И ты молчала до сих пор! — сразу же перебили девчонки в два голоса. — Давай, колись, что там было?

— Ой, нет, — нахмурилась Наташка. — Знаете, что-то мне подсказывает, что лучше об этом не болтать, так спокойнее будет.

— Ну, знаешь ли!

— Раз уж начала, так продолжай!

— Рассказывай уже, не тяни!

Но Наташка лишь покачала головой.

Заинтригованные, ребята принялись ее уговаривать. Одна я молча сидела на бетонной плите, подперев кулаком подбородок, и думала о своем. Это были приятные мысли. Точнее, констатация факта: теперь у меня была своя компания, друзья, с которыми можно откровенничать безо всякого смущения. Вот и сейчас мы болтали, постепенно сведя разговор к странным случаям. Рассказывали семейные предания и кошмарные сны… Попробовал бы кто-нибудь в моей бывшей школе рассказать о своих ночных кошмарах или вообще о чем-то сокровенном — его бы подняли на смех, на их омерзительном языке это называется «оборжать» или «оборать», да еще и кличку позорную дали бы. Я лучше промолчу, как там любили издеваться над моей фамилией. А тут ее просто сократили, и теперь я гордо именуюсь Никой Черной, что меня устраивает — коротко и стильно.

И школа здесь хорошая. Не сказать, чтобы все было замечательно, тоже хватает всякого, но по сравнению с прежней — просто курорт. Да еще и Дворец спорта через дорогу, в котором имеются довольно приличные секции. Я с первых же дней стала ходить на рукопашный бой, присматриваюсь и к другим видам борьбы, не исключено, что займусь еще чем-нибудь. Борьба всегда меня привлекала, а теперь появился шанс заняться ею всерьез. Расквасить когда-нибудь физиономии Фимкиной и Крыгиной — святое дело. Я и раньше занималась, но больше самостоятельно, бестолково.

Повезло мне в новой школе оказаться за одной партой с Лилей Лыскиной, которая быстро стала моей лучшей подругой. А потом она познакомила меня с друзьями, и я совершенно неожиданно оказалась своей в этой дружной компашке, чему, кстати, немало посодействовал мой любимый фолк-рок, эти ребята тоже его уважают.

Кроме нас с Лилей в компании еще пять человек. Колька Шаров и Таня Незванова учатся в нашем классе, а Наташка Кремнева и Егор Рюшин — в параллельном. Колька с Егором — неразлучные друзья с детства, их вечно тянет на подвиги, а чаще на какое-нибудь хулиганство. Зато Незванова — особа утонченная. Таня всегда спокойна, скромна, изъясняется исключительно на литературном языке, никогда не ругается и не любит грубых шуточек. Они с Наташкой Кремневой похожи на сестер — обе миниатюрные, хрупкие. Другое дело Лилька — рослая, спортивная, энергичная, любому хулигану накостылять может. Жаль, не было ее со мной в старой школе!

И, наконец, Стас. Он на два года всех нас старше и учится в другой школе, я и фамилии его не знаю. Ох уж этот Стас… Высокий, загорелый, с правильными чертами лица и темными волосами, собранными в небольшой хвостик. Я почему-то сильно смущалась, когда он ко мне обращался, а он в ответ подшучивал. Наверное, считал меня глупой малолеткой. А может, я такая и есть, раз позволяла себе слишком много о нем думать: Стас, конечно, красавец, но в остальном такой же, как все мальчишки…

Ну, да это просто к слову. В тот ноябрьский день мы тусовались на заброшенной стройке, которую ребята уже давно облюбовали для своих посиделок.

— Наташа, обижаешь! Неужели ты нам не доверяешь? — вклинился Стас, до сих пор молчавший.

Наташка смутилась, покраснела и сдалась:

— Ну ладно. В общем, вы знаете, где я живу…

— Я не знаю, — честно призналась я.

— Ой, ты же недавно здесь, и я тоже. Мы купили квартиру этим летом, она мне еще так понравилась… Я живу вон в том доме. — Наташа показала рукой на одинокий девятиэтажный дом на отшибе, отделенный от остального жилого массива огромным пустырем с элементами свалки, чуть дальше за ним виднелся небольшой лесок.

— А, у лесочка, — кивнула я.

— Вот и мы думали, что это лес! — с досадой выпалила Кремнева. — А это оказалось кладбище! Старое, заросшее, со стороны и не видно, но между деревьями попадаются кресты и памятники.

Я присвистнула:

— Ничего себе соседство!

— Но не об этом сейчас речь. Я кладбищ не боюсь и с удовольствием гуляла там с Жулькой. Тихо, спокойно, и никто не визжит: «Развели тут собак!» — а то у нас в доме имеются такие кадры. И вот однажды я с Жулькой пошла погулять туда вечером, где-то через месяц после того, как мы заселились… А, вспомнила, это как раз последний день лета был, тридцать первое августа. У меня еще настроение весь день было ниже плинтуса из-за предстоящей встречи со школой… Так вот. Погуляли мы какое-то время, а когда начало смеркаться, пошли обратно. Идем по тропинке, я точно уверена, что знаю дорогу, сколько раз там ходила, все знакомо. Уже пора бы лесочку кончиться, а впереди — сплошные деревья. Смотрю — дорожка под ногами золой посыпана, прямо как в частном секторе, где печки топят. Но у нас-то здесь — откуда? Жулька к ногам жмется и поскуливает… Наконец деревья расступаются, я думаю, что сейчас свой дом увижу. А впереди не мой дом, а барак какой-то деревянный, черный, в землю вросший… Я решила, что заблудилась, огляделась по сторонам. Уж согласитесь, мой дом издалека виден, к тому же в сумерках окна должны светиться. Да и в остальных девятиэтажках тоже. А ничего нет! Барак и пустырь, а больше вообще ничего не видно в темноте! Тут уже меня страх пробрал — как я домой попаду?! И прохожих нет, спросить не у кого. Возникла шальная мысль постучаться в барак и спросить у его обитателей, и я подошла к нему поближе. Это была длинная деревянная хибара с рядом заколоченных неровных окошек, сквозь щели между криво прибитыми досками пробивался тусклый свет. Вдруг вижу — идут двое со стороны барака: женщина и ребенок. Может быть, вышли из него, только я не видела, чтоб дверь открывалась. Думаю, спрошу у них дорогу. Подходят ближе, смотрю — это старуха, тощая, неопрятная, и лицо такое мерзкое!

Наташка помолчала.

— Ну, старухи редко бывают красавицами, — сказала я, чтоб только прервать паузу. — Тем более неопрятные.

— Да не в этом дело! Выражение ее лица было настолько мерзким, что у меня пропало всякое желание о чем-то спрашивать. Она на меня взглянула молча, словно оценивая, и ухмыльнулась гаденько. Я перевела взгляд на ребенка. На вид ему было лет пять-шесть, он был коротко подстрижен и одет в какие-то обноски. Старуха дернула его за руку, и они быстро ушли куда-то в темноту…