Вольфганг Хольбайн - Анубис

Ни Том, ни Могенс не отвечали. Том еще больше отвернулся и крепко сжал губы.

— Вы не понимаете, от чего отказываетесь, — пробормотал Грейвс, снова покачал головой, потом развернулся и решительным шагом направился к пирамиде.

Могенс хотел посмотреть ему вслед, но извращенная, вывихивающая разум чужеродность этого места снова сыграла с ним злую шутку. Грейвс вовсе не бежал, но уже через несколько шагов его фигурка сморщилась, а потом совершенно растаяла.

— Спасибо, Томас, — размягченным тоном сказала мисс Пройслер. — Ты поступил очень храбро.

— Нет, — возразил Том, мотнув головой в сторону пирамиды, но не поднимая на нее взгляда. — Храбростью было бы сопровождать доктора Грейвса. Но я не могу. Я не могу идти туда. Это место — само зло.

Могенс не смог бы сказать лучше. Ему пришлось признаться, что Том в его простой и даже простодушной манере выразился точнее и лаконичнее, чем смог бы он сам в сумятице противоречивых мыслей и чувств, обуревавших его. Все, что он испытывал при виде этой жуткой пирамиды, укладывалось в одно немудреное слово, даже если того не было в его лексиконе, отображавшем мир науки и логики. Она была само зло.

Могенса потрясла простота и неопровержимость этой мысли. Она не требовала доказательств, не требовала обоснований, никаких «если… то…», потому что в ней содержалась сама истина, не допускавшая сомнения. Даже ученый в нем замолчал, хотя час назад он яростно оспаривал бы существование абсолютного зла. Или добра. Это были категории из мира бесхитростно мыслящих и чувствующих людей, которые ничего не потеряли в мире науки. Скорее наоборот. Возможно, не наука являлась столпом и краеугольным камнем мироздания, а вселенная держалась на таких понятиях, как добро и зло, истина и ложь, вера и сомнение. И может быть, не случайно, что ее творения были наделены вначале чувствами и только потом разумом.

Ему стоило немалого труда отрешиться от этих размышлений и вернуться в «здесь и сейчас».

— Что ж, идемте, — сказал он. — Не знаю, сколько у нас времени, но так и так его недостаточно.

При этих словах он пристально посмотрел на юношу, но тот снова не проронил ни слова, просто пошел впереди, в том направлении, которое указала мисс Пройслер. Едва он сделал два-три шага, как повторился тот же эффект, что Могенс наблюдал при уходе Грейвса: хоть Том и двигался не спеша, его фигура мгновенно удалилась, словно с каждым шагом он проделывал десятикратное расстояние. Могенс подхватил мисс Пройслер под руку и поспешил, чтобы не отстать от Тома. Интуиция подсказывала ему, что шансов найти друг друга, паче они потеряются в этой нереальной действительности, было не много.

Ощущение того, что они делают что-то неправильное и непристойное, крепло с каждым шагом по мере того, как они углублялись в лабиринт города. Все еще не было видно никаких следов обитателей этого подземного некрополя, не слышалось даже легкого шороха, и все-таки Могенс чувствовал, как отовсюду за ними следят невидимые кровожадные глаза, и это леденило кровь в жилах. Он давно уже не отваживался скользнуть даже мимолетным взглядом в сторону пирамиды, которая, как каменное божество, возвышалась над городом, но это мало помогало. Он мог запретить себе глядеть на это жуткое создание, но ей он не мог запретить наблюдать за ними. До абсурда нелепая мысль, но она точно отражала то, что сейчас чувствовал Могенс: она следила за ними. Не кто-то в ней или поблизости, не существа, которые создали ее или обживали теперь, а то самое злобное… нечто, заключенное в ней самой.

Они ступили на широкий проспект, один из многих, разделявших город на равные части. И все они сходились к пирамиде. Не отдавая себе отчета, Могенс и остальные инстинктивно держались на почтительной дистанции от жутких сооружений, выстроившихся вдоль широкой улицы.

Что в принципе было глупо: таким образом они передвигались без прикрытия, прямо посередине проспекта, и это делало их легко уязвимыми. Если бы в этот момент из какого-нибудь дома выполз его жилец и бросил случайный взгляд, он бы не мог их не заметить. Так думал Могенс и тем не менее продолжал идти, как шел, предпочитая лучше подвергать себя опасности досрочного обнаружения, чем приблизиться к одному из этих жутких каменных творений хоть на секунду раньше необходимого.

Словно отгадав его мысли — а скорее всего, ее собственные летели в том же направлении — мисс Пройслер все чаще стала нервно озираться, пока наконец не посетовала:

— Не понимаю. Где они все?

— Возможно, Грейвс был прав в своих предположениях, — сказал Могенс. — Том?

Честно говоря, на ответ он и на этот раз не рассчитывал. Однако тот через несколько шагов ответил, все так же не поднимая глаз:

— Я в самом деле не знаю, профессор. Доктор Грейвс никогда не рассказывал мне о результатах своей работы. Кое-что я, правда, ухватывал: то подслушивал, то подглядывал, но…

— …не мог поверить, да? — продолжил Могенс, когда Том, не закончив предложения, потупился и закусил губу. — Я тебя понимаю. Я и сам глазам своим не верю, даже когда вижу все это.

Том благодарно посмотрел на него, но вид у него был по-прежнему удрученный.

— Нет, профессор, я должен был ему верить, — покаянно сказал он. — Знаю, что вы не высокого мнения о докторе. И, наверное, у вас есть на то свои причины… Но для меня доктор Грейвс… столько сделал. Он спас мне жизнь и… — Том долго не мог найти слов, потом, словно подводя черту, пожал плечами: — Во всяком случае, я ему так многим обязан, что в жизни не расплачусь.

— Не говори ерунды, Томас, — вмешалась мисс Пройслер. — Этот человек заключил сделку с дьяволом. Ты ему ничего не должен. Все, что он делает, делает из своей корысти, а вовсе не из заботы о ком-то. Не упрекай себя. — Она резко сменила тему: — Вон там.

Ее рука указывала на строение, показавшееся Могенсу похожим на абсурдным образом разрушенную мастабу. [23] Мастаба (от фр. mastaba) — египетская гробница. Издали она выглядела нарядно расписанной и привлекательной. Когда же они приблизились, стало заметно, что краски потускнели под таким слоем серой пыли, от одного вида которой у Могенса буквально запершило в горле. Ему стало еще больше не по себе, когда он пригляделся к двум гигантским статуям, охранявшим вход по правую и левую сторонам. С расстояния они казались сфинксами, но таковыми не были. Окаменевшие стражи имели со сфинксами столько же сходства, сколько тот монстр, изображенный на крышке саркофага, напоминал человека.

— Может быть, вам стоило взять винтовку, как предлагал доктор Грейвс, профессор, — нервно облизнув губы, сказала мисс Пройслер.

Могенс на мгновение остановился и удивленно посмотрел на нее. Мисс Пройслер ненавидела оружие не меньше, чем он сам. Тем не менее она, заметив его удивленный взгляд, кивнула в подтверждение своих слов и добавила: