Стивен Кинг - Маленький зеленый бог агонии

— Это был несчастный случай, — сказал Ньюсом.

Кэтрин Макдональд, которая сидела возле кровати и прикрепляла один из четырех электродов миостимулятора к его тощему бедру прямо под баскетбольными шортами, которые он ныне постоянно носил, не поднимала головы. Ее лицо осмотрительным образом ничего не выражало. В этом большом доме — в этой большой спальне, где она ныне проводила большинство своего рабочего времени — она была предметом «человеческой мебели», и это ее устраивало. Привлекать внимание мистера Ньюсома обычно представлялось плохой идеей, о чем знали все его работники. Но мысли ее тем не менее не прекращались. Теперь ты скажешь, что на самом деле этот несчастный случай произошел по твоей вине. Поскольку ты думаешь, что возлагая на себя ответственность ты выглядишь, как герой.

— На самом деле, — сказал Ньюсом. — Этот несчастный случай произошел по моей вине. Не так туго, Кэт, прошу.

Она могла бы заметить, как и делала по началу, что действие миостимулятора теряло свою эффективность, если его электроды не прилегали плотно к задетым нервам, которые они должны успокаивать, но она быстро училась. Она немного ослабила «липучку», думая: Пилот говорил тебе, что в области Омахи грозовые бури.

— Пилот говорил мне, что в той области грозовые бури, — продолжил Ньюсом. Двое мужчин внимательно слушали. Дженсен все это слышал и раньше, но всегда приходится внимательно слушать, когда говорящий — шестой богатейший человек не только Америки, а всего мира. Трое из остальных пяти мега-богатых ребят были смуглыми парнишками, что носили широкую одежду и разъезжали в бронированных Мерседесах.

Она подумала: Но я сказал ему, что для меня жизненно важно провести эту встречу.

— Но я сказал ему, что для меня жизненно важно провести эту встречу, — продолжал Ньюсом.

Человек, сидящий возле личного ассистента Ньюсома — вот, кто интересовал ее — в антропологическом смысле. Его звали Райдаут. Он был высок и очень худ, возможно шестидесяти лет, на нем были прямые серые брюки и белая рубашка, застегнутая аж до его тощей шеи, которая была красной от чрезмерного бритья. Кэт полагала, что он хотел сделать это как можно тщательнее перед встречей с шестым богатейшим человеком в мире. Под его стулом находился единственный предмет, который он принес с собой на эту встречу — продолговатая черная коробка для обеда с выгнутым верхом, задуманным для термоса. Коробка, как у рабочих, хотя по его словам он был священником. Пока что он не сказал ни слова, но ей не нужны были уши, чтобы понять кто он такой. От него ясно пахло шарлатаном. За пятнадцать лет работы медсестрой, специализирующейся по пациентам, постоянно испытывающим боль, она вдоволь таких повидала. На этом по крайней мере еще не нацеплены кристаллы.

Теперь расскажи им о своем откровении, подумала она, в то время как переносила свой стул к другой стороне кровати. Он был на колесиках, но Ньюсому не нравился звук, когда она на нем ездила. Другому пациенту она, может быть, и сказала бы, что ношение стула не предусмотрено в ее контракте, но когда тебе платят пять тысяч долларов в неделю за, в сущности, обслуживание и уход, приходится держать свои остроумные замечания при себе. Так же как и то, что контрактом не предусмотрена уборка и мойка подкладных суден. Хотя в последнее время ее молчаливое повиновение понемногу изнашивалось. Она чувствовала, как это происходит. Подобно ткани чрезмерно поношенной и обстиранной рубашки.

Ньюсом рассказывал, главным образом, парню в костюме стиля «фермер-собрался-в-город».

— В то время, как я лежал на взлетно-посадочной полосе среди пылающих обломков самолета, стоящего четырнадцать миллионов долларов, тогда как большую часть моей одежды сорвало с моего тела — такое случается, когда сталкиваешься с асфальтом и катишься еще пятьдесят или шестьдесят футов — меня посетило откровение.

Фактически, два откровения, подумала Кэт, пристегивая второй электрод к другой его истощенной, дряблой, рубцеватой ноге.

— Фактически, два откровения, — сказал Ньюсом. — Первое — что очень хорошо, что я жив, хоть я и понимал — даже прежде чем боль, которая была моим неизменным спутником последние два года, начала прорываться сквозь шок — что сильно пострадал. Второе — что слово жизненно важный используется очень расплывчато большинством людей, включая меня прежнего. Существуют лишь две жизненно важных вещи. Первая — это сама жизнь, вторая — свобода от боли. Отец Райдаут, вы согласны?

И прежде, чем Райдаут смог согласиться (ибо разумеется, что он сделает ничто иное), Ньюсом сказал своим желчным, угрожающим, стариковским голосом:

— Не так, черт возьми, туго, Кэт! Сколько раз нужно тебе говорить?

— Простите, — пробормотала она, и ослабила застежку. И зачем я вообще стараюсь?

Мелисса, домработница, выглядящая подтянуто в белой блузке и белых брюках с высокой талией, вошла с подносом для кофе. Дженсен взял чашечку кофе, вместе с двумя пакетиками сахарного заменителя. Новенький, ни-гроша-за-душой так званый священник, лишь покачал головой. Быть может, у него был какой-то священный кофе в его термосе. Кэт не предлагали. Когда она пила кофе, она делала это на кухне вместе с остальной прислугой. Или в летней беседке…вот только сейчас было не лето. Был ноябрь, и гонимый ветром дождь бил по окнам.

— Вас подключить, мистер Ньюсом, или вы бы хотели, чтобы я пока удалилась?

Она не хотела удаляться. Она слышал всю эту историю уже много раз — жизненно важная встреча, столкновение, как Эндрю Ньюсома выбросило из горящего самолета, о поломанных костях, раздробленном позвоночнике и вывихнутой шее, больше всего о двадцати четырех месяцах бесперестанных страданий, к которым он скоро доберется — и это томило ее. Но не Райдаут. И другие шарлатаны несомненно последуют за ним, теперь, когда уже исчерпались все общепризнанные средства облегчения, но Райдаут был первым и Кэт было интересно увидеть, как похожий на фермера парень примется разлучать Энди Ньюсома с большой долей его налички. Или как попытается это сделать. Ньюсом накопил свои неприлично большие горы денег не благодаря своей тупости, но, конечно, он был уже не тем, что прежде, какой бы реальной не была его боль. По этому поводу, у Кэт было свое личное мнение, но это была лучшая работа, которая у нее когда-либо была. По крайней мере в плане денег. И если Ньюсом хотел страдать дальше, разве это не его выбор?

— Вперед, детка, подключай, — повилял он в ее адрес бровями. Когда-то сексуальное желание, возможно, и было неподдельным (Кэт думала, что у Мелиссы может быть кое-какая информация по этому поводу), но теперь это была всего пара мохнатых бровей, двигающихся за счет мышечной памяти.