Масако Бандо - Остров мертвых

Через пару недель на пороге появлялся изможденный отец, с впалыми обветренными щеками и удивительным светом в глубине усталых глаз.

Сколько он себя помнил, все мужчины их крохотной деревушки поочередно исчезали в неизвестном направлении, а через некоторое время возвращались, еле держась на ногах от усталости. «Мой опять на службе», — горестно вздыхали деревенские женщины под сочувственными взглядами соседок.

Подлинный смысл «службы» открылся ему лишь в ночь накануне свадьбы, когда отец торжественно ввел его в сельский храм.

Обычно пустующий грот в тот вечер был полон народу.

Силуэты мужчин, сидевших плотным кольцом, дрожали в пламени свечей, странно напоминая неприкаянных духов. Кольцо расступилось, и он занял уготованное ему место. Старейшина стал нараспев рассказывать о том, что отныне и его ожидает почетная «служба», поведал о ее истории и законах. Слова плавным потоком лились из уст старейшины, и поток этот иссяк лишь глубокой ночью.

То, что говорил старейшина, казалось настолько невероятным, что в ту ночь он так и не взял в толк, стоит ли до конца верить его словам. Единственное, что он понял наверняка, — «служить» ему теперь придется, пока не женится его собственный сын. Таков закон.

Только Бог не послал ему сына. Сердце в который раз пронзила тупая боль. От «службы» его избавит только смерть. Народу в деревне остается все меньше, нести «службу» почти некому. Промежутки между походами становятся все короче.

А что, если смерть настигнет его далеко в горах, как того парня, что ушел перед ним и не вернулся…

Мужчина отодвинул посохом преградивший дорогу побег плюща. Совсем рядом с пронзительным писком вспорхнула невидимая летучая мышь.

За спиной послышался громкий вопль. Фумия оглянулся. Хинако растянулась прямо посреди дороги и теперь пыталась подняться, забавно насупившись.

— Ты в порядке? — Фумия помог ей встать на ноги.

Оглядев основательно вымазанные в грязи джинсы, девушка недовольно нахмурилась:

— Это просто кошмар, а не дорога!

Воздух был горячим и влажным. Земля под ногами напиталась влагой и размякла.

— Ты смотри, осторожней! А то еще до прихода в Ущелье Богов станешь похожа на земляное чучело, — еле сдерживая смех, промолвил Фумия.

Хинако присела на пень, вытирая джинсы бумажной салфеткой и расстроенно бормоча:

— Да уж. Теперь стирать придется. Целая история!

Фумия прислонился к скале:

— Бросила в машинку — раз, два и готово.

На лице Хинако появилась досада.

— Ага! Как раз машинку-то твои дорогие Морита и не оставили. Придется по старинке, ручками. Чтобы согреть воды, надо газом топить. Не жизнь, а сказка!

— В Токио жизнь другая, удобная, правда?

Хинако кивнула и промолвила:

— Да, другая. Хотя мне все больше нравится эта, неудобная. Знаешь, я даже подумываю о том, что, если не удастся найти нового квартиранта, перестрою нашу развалюшку и сделаю из нее летний дом. По-моему, это просто здорово — иметь летнее пристанище.

— Конечно! Подумаешь, летний дом где-нибудь под Хатигаокой или Насу? А тут… Ты вслушайся только: летняя резиденция в деревне Якумура, префектура Коти. Ты произведешь большой фурор среди своих токийских приятелей.

Хинако искренне расхохоталась:

— И все-таки вечером я собираюсь пойти к нашим соседям Оно и посоветоваться, реально ли перестроить нашу хижину в летний домик.

Под ногами росли цветы горечавки. Над головой пели цикады. Узкая тропка перетекала в пологий склон и пряталась в небольшой рощице. За зарослями журчала Сакагава — Ущелье Богов притаилось у самого ее верховья. До деревни было рукой подать, но местные жители не очень-то жаловали эту обрывистую горную дорогу.

Хинако достала из цветастой сумки сигареты и с удовольствием затянулась. Фумия не курил, — может, поэтому он до сих пор не мог привыкнуть к сигарете в хрупких пальцах Хинако.

Он почти не помнил ее в школе. Если сравнить память с морским берегом, то Хинако была лишь одним из множества серых камней на этом берегу. Однако женщина, стоящая сейчас перед ним, не имела ничего общего с едва сохранившейся в его воспоминаниях серенькой мышкой. Разве с той, прежней, он мог бы так беззаботно болтать и смеяться? К тому же она очень похорошела. Трудно выразить это словами, но от ее миниатюрного подтянутого тела веяло какой-то целомудренной соблазнительностью. Если честно, вчера он был просто потрясен, увидев Хинако на встрече одноклассников. Да что там говорить! Похоже, все мужчины в комнате разделяли его впечатление.

Если б знать, что из серой мышки вырастет такая красотка! Что ж, теперь остается только кусать локти. Впрочем, каждый из них наверняка украдкой сравнил Хинако с собственной женой. Да и в Ущелье Богов Фумия вызвался проводить ее в основном из-за этого неожиданного, давно позабытого ощущения — при виде ее сердце вдруг начинало сладко и томительно ныть.

Хинако с видимым удовольствием выпустила струйку дыма и огляделась по сторонам в поисках дороги. Ее крупные золотистые сережки весело играли на солнце.

— Помнишь, как мы втроем, я, ты и Саёри, пришли в Ущелье Богов в последний раз? Мы тогда были в четвертом классе.

Эти слова внезапно подтолкнули давно забытые воспоминания в душе Фумия.

В тот день он поссорился с приятелем и шел из школы крайне недовольный и надутый, когда ему на глаза неожиданно попались Саёри с Хинако.

«Эй, Фумия, пошли с нами в Ущелье Богов!» Саёри в упор глядела на него своими раскосыми глазами, и Фумия неожиданно согласился.

Совсем маленькими, они с Саёри и Хинако иногда убегали в Ущелье Богов, пока однажды дед Фумия строго-настрого не запретил ему подходить к проклятому месту. С тех пор Фумия стал больше играть с мальчишками, а уж когда подрос, ему и подавно не приходило в голову заглянуть в ущелье.

— Кажется, это был последний раз, когда мы наведывались туда все втроем.

Фумия живо представил три хрупкие детские фигурки, шагающие гуськом по горной тропинке. Впереди Саёри, за ней, боясь отстать, торопливо семенит Хинако. А он? Где же шел он? Наверняка, по своему обыкновению, задумчиво брел за ними, рассматривая придорожные растения.

Фумия нравилось наблюдать за природой, за тем, как движутся облака, копошатся насекомые, шелестит ветер. Вот бы вспомнить те детские мысли, положившие начало его мировоззрению. Теперь они кажутся лучиком света в сизой дымке минувших лет.

— Ну что, в путь?

Хинако втоптала окурок в землю, и они двинулись дальше.

Фумия взахлеб рассказывал о студенческих годах в Токио. Их, студентов-историков с филфака, во время каникул выгоняли на раскопки. Хинако весело хохотала над тем, как однажды им довелось откопать несметные богатства, зарытые нуворишами, чтобы не платить налоги, и сколько было по этому поводу шума. Зябко передергивала плечами, когда он рассказывал, как во время ночевки в палаточном лагере муравьи заползали под одежду и все тело потом нестерпимо чесалось.