Мария Артемьева - Сеять разумное

- Смотрите, - прошептал Андрей Селиванов, усаживаясь за стол и, вытянув руки перед собой, открыл коробочку.

Сергей Иванович наклонился и взглянул.

На дне плохо оструганной коробки лежали пять крупных, почти круглых семян необычного вида. Черные, с зеленым глазком посередине, по краю они имели что-то вроде опушки из волоса, более всего походившей на реснички, или, может быть, псевдоподии-ложноножки, какие отращивают бактерии для передвижения. Некоторые из волосков были завиты колечками, подобно кудряшкам на каракуле.

- Что это? – проговорил Сергей Иванович, осторожно выдыхая. Слабое дуновение воздуха пошевелило реснички-псевдоподии, и от этого странные семена показались обоим исследователям совершенно живыми.

- Таких я, кажется, еще нигде ни разу не…

- Их никто не видел! – торжествующим шепотом объявил Андрей Селиванов. По ресничкам прокатилась волна дрожи, отчего одно семечко даже сдвинулось с места.

- Ничего себе! – Сергей Иванович подпрыгнул от неожиданности, увидав, как движется семя.

- Не бойтесь, они спят, – сказал Андрей Селиванов. Он закрыл коробочку и положил руки на ее крышку. – Чтобы их пробудить… знахарка говорила – нужна человеческая кровь. Много крови. Надо как следует вымочить их в крови – тогда только они прорастут. Это семена баранца, настоящего Агнца Тартарии. Бабка хранила их чуть ли не сто лет. Ей они достались от прадеда. Когда-то люди истребили все зоофиты, эти самые plantanimal – адских барашков. Они воевали с ними, потому что эти чертовы овцы вели себя хуже самых агрессивных сорняков – пожирали урожай, разрастались чрезвычайно быстро. И при том еще и приманивали к себе разных хищных зверей. Зачем прадед моей знахарки сохранил у себя эти семена? Бабка и сама удивлялась. Но я думаю: он просто любил природу. Доверял ей. И не хотел безвозвратно уничтожить то, чему, возможно, еще просто не пришло время. Что уникально и может уже никогда не повторится на Земле – хоть проживи мы здесь еще сотни миллионов лет.

У Сергея Ивановича ни с того ни с сего вдруг пересохло в горле. Заперхавшись, он спросил сквозь кашель:

- Ну, допустим. А тебе-то на что? Ты-то что собираешься с этим делать?

Андрей Селиванов очнулся от меланхолии.

- Как - что? – закричал он. - Это же невероятная находка! Такая тема! Если вы меня поддержите на ученом совете - соберу группу, я уверен, нам дадут денег. Будем исследовать, изучать. Это ж потрясающий опыт: новый генетический материал, неизвестный науке. Такой шанс!

- Наука знает много гитик, - пробормотал Сергей Иванович. – Генетический материал…

Ему сделалось вдруг чрезвычайно трудно дышать. Воздух в лаборатории показался каким-то спертым. И как назло, как обычно случалось с ним в моменты волнения, внезапно обострилось обоняние: он сейчас чувствовал кислый запах сношенных ботинок Селиванова, доносящийся из-под стола и резкий запах гуталина, которым молодой ученый для чего-то это старье смазывал. Отвратительное, бессмысленное сочетание.

- Пардон муа, мой мальчик, а как же вы будете поступать с кровью? Где станете человечину заказывать? – ядовито поинтересовался кандидат наук.

Селиванов рассмеялся:

- Ну, я думаю, вот это-то как раз легенда. Попробуем обойтись стимуляторами роста. А кроме того, есть еще мыши. В крайнем случае - обезьяны.

- И для чего же это ты смазываешь старые ботинки гуталином? – прошептал Сергей Иванович, глядя куда-то между бровей аспиранта. Он уже ничего не видел: перед глазами плыло красное злое марево.

- Чего? – растерялся Селиванов.

Сергей Иванович вцепился немедленно ему в горло. Хватка оказалась недюжинной: он едва не сломал кадык молодому ученому; тот, опешив, не сумел достойно сопротивляться. Оба упали, перевернув стол. Коробка с семенами отлетела в угол.

Сергей Иванович навалился на грудь молодому коллеге, встал на нее коленями и продолжал давить и душить, когда тот уже потерял сознание и белки глаз у него закатились под лоб. Тогда Сергей Иванович слез с тела поверженного противника.

- Я же говорил вам… молодой человек… я… традиционалист, - с трудом восстанавливая сбитое дыхание, проговорил он.

– Сказано: человеческая кровь для замачивания - следует выполнять в точности по рецепту. А то далеко мы зайдем, меняя условия контрактов…

Он поправил задравшийся пиджак, вернул на место галстук. На рукавах рубахи отлетели пуговицы, пришлось закатать их по локоть.

Сделав это, кандидат наук отыскал и аккуратно, с помощью мягкого пинцета сложил все найденные семена баранца обратно в коробочку.

Попробовал замок на двери – дверь оставалась по-прежнему запертой. Никто не рвал ее снаружи, из коридора: стрелки электронных часов недавно щелкнули, добравшись до шести вечера, и большинство студентов и преподавателей покинули здание.

Кандидат Широков улыбнулся, отыскал в техническом шкафу лаборатории бечевку, крепко перевязал руки и ноги лежащему без сознания коллеге Селиванову, заткнул ему кляп в рот. Потом не спеша переоделся в непромокаемый халат для работы со спецреактивами, выдвинул на середину комнаты препараторский стол.

Пыхтя и отдуваясь, затащил на него грузное тело молодого коллеги и, по привычке насвистывая, принялся за работу.

Сцеживая кровь Селиванова в стеклянную емкость, он уносился мечтами так далеко и дерзко, как никогда еще до сих пор не позволяла ему фантазия.

И это новое чувство необыкновенной свободы ума рождало в нем отчаянное, фантастическое наслаждение.

- Генетика – царица наук, - произнес Сергей Иванович вслух. – Действительно, уникальный шанс.

На стене возле двери покачивался плакатик, распечатанный на принтере и вывешенный кем-то из лаборантов:

«Рабочий день сокращает жизнь на 8 часов».

Изображенный ниже череп со скрещенными костями слегка заляпало кровью, и промокший кусок бумаги вскоре отвалился.

В старинном изразцовом камине со львиными мордами по обеим сторонам портала сухо потрескивали дрова. Теплые оранжевые сполохи огня рассыпали медные пятаки бликов на белом кафеле пола, бежевом бархате кресел орехового дерева, на хрустале бокалов и заставляли краснеть лица собеседников, сидящих возле низкого столика, накрытого с большим вкусом для кофе-брейка.

Но мужчины пили не кофе – они смаковали шотландский скотч. Темно-зеленая бутылка с белым парусником на этикетке стояла тут же наполовину початая.

- Вы удачно расположились в этом особнячке, директор, - сказал один из собеседников, крупный мужчина с мясистой квадратной челюстью. Дорогой итальянский костюм из шерсти сидел на нем удачно, но без малейшей тени щегольства или аристократического благородства. В резких, неуловимых движениях чувствовалась настороженность хищника и одновременно четкость военной выправки.