Алехандро Ходоровский - Альбина и мужчины-псы

- Ты - та, кого я ждал, ты - единственная, кто достоин освободить меня. Я погребена под морем лавы.

Альбина погрузила руки в огненную магму, порылась там несколько минут - они показались ей вечностью - и достала маску, к которой не пристала ни единая частица огненной жидкости.

Когда она показалась наверху, вынесенная бьющим к небу потоком, туземцы упали на колени. Маска цвета слоновой кости ничем не отличалась от лица Альбины! Объятые трепетом, издавая вопли экстаза, индейцы протягивали руки к той, которая смотрела на них, восседая на мощном водяном столбе: «Мама Окльо, Мама Окльо!»

Гейзер перестал бить, и Альбина ступила на скалу. Инки, расталкивая друг друга, кинулись целовать ее ноги. Тупакумару - так звался колдун - разогнал их, позвенев бубенцами на своем жезле. Позже, в бедно убранном святилище, он склонился перед Альбиной, прижимая маску к груди:

- Святая женщина, мать всех нас, посланная богами, прости меня тысячу и еще тысячу раз! Я поддался малодушию и неверию. Я принял тебя за непрошеную гостью, завоевательницу во главе армии демонов, я подверг тебя испытаниям, рассчитывая, что ты не выдержишь их. Я был уверен, что ты останешься похороненной между раскаленных скал. Я заставил тебя искать Маму Окльо, не сознавая, что Мама Окльо - это и есть ты... Ради всего, не уничтожай ни меня, ни мой народ, на сжигай лес, дающий нам жизнь, пожалей невинных животных, смилуйся над нами! Вот уже спустилась ночь, и под ее покровом я не смогу повести тебя в пещеру, где растет шиграпишку. Мы отправимся туда утром, с первыми проблесками зари. Но войти в пещеру должна ты одна. В подземном ходу, проложенном к могиле повелителя Атауальпы, свила гнездо безжалостная Госпожа. Она пожирает всех, кто осмелится проникнуть в запретное укрытие. Оружием ей служат неодолимые чары ее голоса. Она говорит и говорит, убеждает, и в конце концов жертва просит у нее неслыханной милости - сделаться пищей для червей... И если ты, Мама Окльо, защищенная своим могучим волшебством, останешься нечувствительной к ее обольстительным речам, то увидишь, как рождается цветок!

С первыми отстветами зари черное оперение попугаев порозовело. Серебристый открыл один глаз и проворчал: «О ужас! Опять все тот же кошмар!» Тупакумару вел своих гостей к тайной пещере по тропинке двадцатисантиметровой ширины, умело проложенной по склону горы - так, что со стороны ее не было видно. Каракатица и Амадо

дрожали. Чтобы не упасть, все двигались боком, спиной к гранитной стене: пятки прижимались к отвесному склону, а кончики ступней нависали над бездной. Альбина с уверенностью лунатика спокойно следовала за колдуном по бесконечному подъему. Броненосец, после прихода в лес жадно поедавший все разновидности бабочек, сопровождал их на почтительном расстоянии.

Пасть пещеры была узкой и из нее тянуло зловонием. Старик медленными, выверенными, что­бы не потерять равновесия, движениями снял мешочек с Альбининой груди:

- Вот маска, Мама Окльо. Она - твое сознание, пребывающее в веках. С ее помощью – если согласишься принять эту тягостную помощь - ты победишь Госпожу.

Альбина, которой мешало ее крупное тело, едва протиснулась внутрь пещеры. Идти пришлось на четвереньках, обдирая колени и локти; зажатая между стен, Альбина едва могла дышать. Постепенно лаз расширился, сверху появились сталактиты, а снизу - скелеты, обернутые длинными нитями паутины. Зажав нос, женщина остановилась, давая зрачкам привыкнуть к полумраку.

Каракатица, оставшаяся снаружи, впала в отчаяние. Ее подруга скоро вступит в бой с губительным призраком - а она сидит здесь, посапывая в объятиях Амадо, словно кошка в течке. А что, если Альбина проиграет битву? После стольких лет совместной жизни, еще с тех времен, когда подобранная на улице Альбина не умела даже ходить в уборную, и Каракатица учила ее говорить, слово за словом, и потом, когда она впервые познала с Альбиной, что такое ласка, теплота человеческих отношений, и самых возвы­шенных, и самых плотских, - после этой благословенной дружбы она оставит Альбину умирать в одиночестве? Да, у нее нет возможности помочь подруге, но она хотя бы сделается верным свидетелем Альбининой гибели и навсегда сохранит это в памяти.

- Мертвые живут, пока о них вспоминают. Они питаются нашим опытом, разделяют наши мечты, растут, просто существуют. Я иду!

- Нет-нет, любовь моя! Не покидай меня! Моя мать умерла при родах. Мой отец, посчитав себя убийцей, удалился в мир шляп и общался только с ними. Никто не удостаивал меня ни единым словом. Если ты последуешь за ней и будешь съедена, я останусь в одиночестве, и оно окажется страшнее моего одиночества до встречи с тобой.

Мой остров, где до того не обитало ни души, заполнится твоим невыносимым отсутствием.

Каракатица запечатала рот коротышки безнадежным поцелуем.

- Амадо, ни слова больше. Преданность для меня сейчас важнее любви.

Когда его возлюбленная скрылась в проходе, шляпник решил броситься в пропасть. Но Тупакумару удержал его:

- Не совершай той же ошибки, что и я. Проникнись верой. Если ты кинешься вниз, то лишишь ее силы твоих молитв. А они могут склонить исход борьбы в ее пользу. Не умаляй себя в своих глазах. Боги слышат все - даже топот муравьиных лап по цветочному стеблю. Одна капля заставляет пролиться воду из сосуда, одно моление может сотворить чудеса.

Амадо прислонился к каменному склону и принялся повторять с безумным видом: «Господи, помоги ей!» Старик кашлянул. Устыдившись, человечек тут же поправился: «Господи, помоги им!»

Каракатица прошла полный скелетов подземный ход и оказалась в сводчатом зале, стены которого были покрыты мхом, испускавшим слабое свечение. Укрывшись изгибом стены, она могла беспрепятственно наблюдать за своей подругой. От увиденного Каракатица покрылась гусиной кожей, волосы ее встали дыбом. Серая из-за скупого света, Альбина раскачивалась в гипнотическом трансе, слушая мрачный, густой, мерзкий, всепроникающий голос, исходивший от непонятной фигуры в три раза превосходящей ее. Под смутными очертаниями могла скрываться дама былых времен, паучиха, сука с отвислыми сосками - или же Альбинина уплотненная тень. Запах гниющих цветов ударил Каракатице в ноздри. Она упала, трепеща с ног до головы. «Госпожа, царящая в Каминье, не так ужасна: мы все знали про нее и разделяли тяжесть нашего знания. Но эта подчинила себе именно Альбину. До чего Альбина бела и до чего же черна ее тень!» Тут мысли ее прервались: непрекращающийся голос жуткого существа, словно яд медленного действия, начал проникать ей в мозг...

- Родная моя, красивая, нежная, светлая моя пища, признайся, что тебе от меня не уйти. Если ты поспешишь, то придешь ко мне. Если нет, я приду к тебе. Если будешь идти не быстро и не медленно, я пойду рядом. Если закружишься в танце, я составлю тебе пару. Я ловлю тебя каждый миг, я - твоя мать и непрерывно рождаю тебя.