Наталья Александрова - Клад Наполеона

– Я навсегда вернулась! – с излишней горячностью сообщила Вера. – Слышите – навсегда! И никуда больше отсюда не уеду. Мы с Надей договорились, что я здесь буду жить. Ну, так я и буду!

– Да ради бога! – Матвей пожал плечами. – Живите где хотите, зачем так волноваться?

– Это бабушкина квартира… – пробормотала она, утомленно прикрывая глаза, – я имею право…

– Угу, значит, для вас все удачно сложилось, как только вернулись – так сразу квартира свободная…

Он сам не знал, как у него вырвались эти слова, наверное, был сильно зол. И голоден, и жалел потраченного зря времени.

Вера встрепенулась и посмотрела на него. В широко расставленных глазах, казалось, смотревших на мир с детским искренним удивлением, теперь застыла обида. Матвею стало стыдно, и от этого он еще больше разозлился.

«Это тебе, голубушка, за то, что с первых слов начала: «Вы – тот самый, который…» Она, конечно, хотела сказать: «Из-за которого погибла моя сестра…»

Ох, и любят у нас виноватых искать! И ярлыки навешивать тоже любят! Ох, не в добрый час явилась ему мысль клад на дне озера искать!

В общем, поговорили. Нехорошо как вышло – пришел, нахамил женщине…

– Я пойду! – отрывисто сказал Матвей. – У меня дел много. Вы… прилягте, отдохните тут. Завтра все будет не так страшно.

Она ничего не ответила, даже не шелохнулась. Матвей вышел из квартиры и захлопнул за собой дверь.

Вера долго сидела на кухне, чертя пальцем на столе какие-то запутанные узоры. На улице посигналила машина, Вера очнулась от своих невеселых мыслей и увидела пустую бутылку на столе, нераскрытый сыр и разбросанные косточки от винограда. На фантике от шоколадной конфеты сидела невесть как просочившаяся в дом большая муха, отливавшая зеленым блеском.

– Кыш! – Вера взмахнула рукой.

Муха ничуть не испугалась, она лениво взлетела, чтобы тут же опуститься на сладкий виноград.

– Черт с тобой! – Вера встала и неожиданно покачнулась, ухватившись за стул.

Что это с ней? Господи, да это же она почти в одиночку вылакала бутылку вина! Ну да, он же почти не пил – за рулем… Идиотская французская привычка – не оставлять недопитую бутылку! Французы, видите ли, считают, что раз вино открыто, то его необходимо выпить в тот же день, вино в открытой бутылке теряет свои вкусовые качества через два часа.

Вера пошла в ванную и там в большом зеркале увидела себя глазами недавно покинувшего квартиру мужчины. Волосы всклокочены, глаза совершенно больные, покрасневшие, взгляд как у побитой собаки. Что он подумает о ней? А впрочем, какая разница… Вряд ли они еще когда-нибудь увидятся.

Надо умыться и привести себя в порядок.

Глаза защипало. Вера машинально промокнула их салфеткой, чтобы не попортить макияж.

Какой уж тут макияж! – тут же опомнилась она и стала плескать в лицо холодной водой.

Макияж – французское слово… Ненавижу!

Матвей затормозил в который раз и уверился, что застрял в пробке надолго. Впору бросить машину и идти дальше пешком. Быстрее получится. Хотя… он поглядел на часы. Он все равно уже никуда не успеет – ни пешком, ни на метро, ни на вертолете. Все дела автоматически откладываются на завтра.

Отчего он так разозлился сегодня? Нахамил этой, как ее, Вере. Все-таки у человека большое горе, сестру потеряла, а он и слов подходящих не нашел. И вовсе не потому он так злится, что время пропало. Дело тут в другом.

Его слишком тронул рассказ о маленькой девочке, которую, в сущности, бросили родители. Да еще эта Америка.

Его счастье разбилось из-за Америки, он ненавидит эту страну. Несмотря на то что ни разу там не был.

Матвей усмехнулся. Глупо, конечно, страна-то при чем?

Три года у него было, три года семейного счастья. Безоблачного семейного счастья. То есть это тогда он думал, что такая счастливая жизнь продолжится вечно, что всегда после работы его будет встречать Лялькин радостный визг, а по утрам в выходной день он станет просыпаться от царапанья под дверью. Каждый раз Матвей плотно зажмуривал глаза и делал вид, что крепко спит.

Вот Лялька тихонько, стараясь не скрипеть, приоткрывает дверь, вот едва слышные шаги ее босых ножек по ковру, вот она останавливается у кровати с его стороны и задерживает дыхание. Матвей же нарочно похрапывает, чтобы не спугнуть маленькую разбойницу раньше времени. И вот наконец он ощущает на своем лице маленькие ручки и делает вид, что просыпается.

– Кто это тут у меня? – спрашивает Матвей, нарочито громко зевая и не открывая глаз. – Это киска? Или, может, это собачка? Или зайчик? А может, это белочка?

Перечисление зверюшек продолжается довольно долго, и с каждой минутой Лялька повизгивает все громче. Наконец Матвей открывает глаза и делает вид, что страшно удивлен:

– Ой, а это оказывается девочка… Настоящая живая девочка…

Дальше начинаются вопли, прыжки и поцелуи.

Они играли в эту игру часто. Лена притворно сердилась: «Что ты с ней как с младенцем обращаешься? Ей же не два года, а уже седьмой пошел, скоро в школу. А ты с ней сюсюкаешь…»

Все как раз и кончилось в ту осень, когда Ляльке пора было идти в школу.

Матвей тогда замотался с делами, много ездил и не сразу заметил, что с его женой что-то происходит. Впрочем, если бы он заметил это раньше, ничего бы не изменилось.

Так или иначе, одним чудным вечером, когда он боролся со сном на диване в гостиной, Лена вошла в комнату и спокойным голосом сказала, что им нужно серьезно поговорить. Матвей только-только вернулся из трудной деловой поездки, намучился там, утрясая дела, да еще тут без него бизнес пошел не так гладко. Он еле успел поцеловать Ляльку перед сном и без сил повалился на диван. Он так устал, что даже есть не хотелось.

– Что еще придумала… – недовольно заворчал Матвей, – до утра твой разговор подождать не может…

– Не может, – коротко ответила она, – утром ты будешь торопиться и можешь все понять неправильно.

– Делай как знаешь, Ленка, – он подумал, что речь идет о каком-нибудь незначительном хозяйственном вопросе, – ты у меня все можешь решить сама…

И повернулся на другой бок с намерением заснуть, сил не было даже на то, чтобы дойти до спальни.

– Матвей! – закричала она и тряхнула его за плечо. – Проснись немедленно!

Она вообще редко повышала голос, а уж крик ее Матвей слышал раза два за всю свою семейную жизнь. От удивления он открыл глаза и сел на диване.

– Матвей… – голос жены неожиданно дрогнул, – ты только, пожалуйста, пойми меня правильно. Дело в том, что… дело в том, что нам надо развестись.

– Чего? – обалдело спросил он. – Что это ты еще выдумала?

– Ты прекрасно знаешь, что я никогда и ничего не выдумываю, – сухо ответила она, – за три года нашей, с позволения сказать, семейной жизни ты мог это заметить.