Ольга Воликова - Городские легенды

Я тогда все думал о случившемся. О том дне, когда она была жива и невредима, и ехала, чему-то улыбаясь, о том дне, когда я благополучно добрался до своей забегаловки, где снова напился в дым. Думал о том, как все изменилось в одночасье... Сообщение в криминальной хронике, пострадавшая в коме, отсутствие свидетелей. Изменилось для того, чтобы я, дурак, задумался о своей жизни. О жене и сыне вспомнил. Меня – чудовище и эту красавицу, кто-то положил на две чаши одних весов. Такая красота принес в жертву ради меня. Да стою ли я этой жертвы? Поставивший все на кон, и проигравший все. Проигравший жену и ребенка, работу и нормальную жизнь. Зачем мне этот шанс? Смогу ли я его использовать? И я понял, что должен. Все рассказал жене и попросил прощения. Она простила. Вернулся на работу. Долго и мучительно возвращал доверие к себе. Упорно и по крохам. И смог вернуть себе свою, почти потерянную, жизнь… Ради этой девушки, известной фотомодели. Откройте любой глянцевый журнал, и вы легко найдете ее фото. Или присмотритесь к рекламным щитам в метро и на улицах. Светловолосая красавица с длинной косой. Это и есть мой ангел-хранитель. Да, теперь я другой. Пока еще исправлено не все – нашей семье приходится снимать квартиру, вместо той, своей, но проигранной в безумной погоне за страстями. Но работаю я, все так же, учителем, только в колледже. И детям мои уроки интересны. Вот такая занимательная физика. Еще – пишу в жанре фантастики. И (тьху, тьху, тьху) издаюсь. Через год планирую купить квартиру или домик. Это, уж, семье решать. А насчет дежавю, могу сказать одно – я обхожу стороной эту остановку троллейбуса, потому что боюсь очнуться с девушкой на руках, в жутком похмелье, сидя на желто-голубой скамейке, в иной реальности. Теперь меня устраивает именно эта реальность, и я сторонюсь мест с точками перехода. Их много, есть узкие и широкие, норы и проходы. Рядом с узкими – мы испытываем дежавю, широкие нас затягивают. Вы будете смеяться, но я точно знаю, что свой рассказ уже читал раньше, или писал, но когда и где не помню – "дежавю"…

Зима… Земля тверда и холодна, через нее не пробьешься так просто, не процарапать себе путь шутя, как жарким летом. А-а-а-а-а!.. Ночь, и холодный ветер. А совсем недалеко дом, дом, где спрятался ты.

Пара сотен медленных шажков маленьких шаркающих ножек в грязных туфельках – и я на месте.

– Тук-тук.

– Не нужно, пожалуйста. Засыпай, моя маленькая, – твой голос с легким налетом паники и мольбы звучит из-за двери.

– Тук-тук! Открывай!

– Я… я не слышу тебя!

– Да ну, сейчас ночь, и не время играть в прятки, – я ласково царапаю ноготком в закрытую наглухо дверь. – Ну, открой! Ты же знаешь, что спатки я все равно не буду, – мой обиженный детский голосок проникает сквозь все его запоры, даже не проникает, а проходит сквозь. Душа, крепко запертая в тельце, может достучаться до души родного человека.

– Зачем ты здесь? Зачем ты меня мучаешь? – А-а-а, ты уже всхлипываешь. Сегодня слишком уж быстро начал.

– А я могу иначе? – удивленно интересуюсь я вполне взрослым тоном. – Ты дал мне какой-то другой выход? Ты не забыл, какой сегодня день? – этот вопрос задан уже веселым голоском девочки, которая вся замирает в ожидании чуда.

– Не забыл, маленькая, – горьким, но успокоенным голосом отвечаешь ты. – С днем рождения, родная.

– А какой тортик сегодня будет? – мой радостный голосок, наверное, выводит тебя из себя, ничем не могу помочь.

– Арррррррр! – в отчаянии ревешь ты, а через несколько секунд тишины в доме начинает играть музыка. Твой любимый композитор, Ямаока.

– Ты хочешь скрыться от меня? Забыл купить подарок? Хочешь спрятаться за безумием?

– Да, я не могу больше тебя слушать. Пожалуйста, иди баиньки. Засыпай.

Баю, баюшки, баю,

Не ложися на краю,

Придет серенький волчок

И ухватит за бочок,

И утащит во лесок,

Под ракитовый кусток.

Баю, баюшки, баю…

Сквозь звуки музыки слышна твоя безумная колыбельная.

– Папочка, тук-тук! Ну, открой!

– Это неправильно… – ты начинаешь хихикать, и даже через дверь я чувствую, как все твое существо дрожит.

– Неправильно?!! А хоронить дочь живой правильно?! Открывай, сука!!!! Я визжу, как…неважно как кто или что. Моя холодная ручка при этом сильнее стучит в дверь. – Тук-тук!!! Открывай, папочка, иначе я вытащу тебя через эту гребаную трубу!!!

Маленькие заиньки

Захотели баиньки…

Сквозь звуки музыки и смеха слышна твоя безумная колыбельная.

Внезапно она настигает меня. Моему тельцу становится тяжко поднимать руки, даже глаза закрываются. Тут отворяется дверь, и в проеме появляешься ты, папа. Почему-то ты улыбаешься, а в руке сжимаешь моего плюшевого мишку, выстиранного и зашитого в нескольких местах.

А я… А я лежу у тебя на пороге, потому что так и должно быть. Потому что ты принес меня сюда. Все как всегда. Безумие и чувство вины творят чудеса, да, папа? Они могут даже оживить в твоей больной голове дочь, похороненную спящей.

– Ой, да мы уже совсем клюем носиком, держи Мишу, крепко держи, а то он бу-бух! И свалится, что тогда делать будем? А тортик завтра будет, обещаю.

Ты поднимаешь мой засыпающий трупик на руки и несешь в разрытую тобой колыбельку, недалеко от дома.

В доме все стихло давно,

В погребе, в кухне темно,

Дверь ни одна не скрипит,

Мышка за печкою спит…

А я, страшно сказать, засыпаю, крепко обняв медведя. Ты вздыхаешь, гладишь меня по голове, прикрываешь новой крышкой гробика. Ты много их заготовил впрок, правда?

Тук-тук. Сквозь сон слышатся удары молотка.

– П… пожалуйста. П… прошу.

Судороги, привязанное к кровати тело выгибается, шипит, заполняя спертый воздух своим зловонным дыханием.

– П…пожалуйста, – шепчет и шепчет.

Полумрак окутывает тело вместо одеяла. Веревки впиваются в тонкие бледные кисти рук, но даже тогда кровь не окрашивает их, а бледность не отступает, становится лишь еще явственней.

– А-а-а-а-а-а-а! – новый приступ боли превращается в полный страдания и ужаса крик…

– Что?! Что с тобой? – перепуганная Нина расталкивает свою подругу Вику, которая, тяжело дыша, вся в слезах садится на край кровати.

Эту кровать Вика и Нина делят уже несколько месяцев, обе разочаровавшись если не в целом мире, то в его мужской половине – точно. Кроме друг друга, у них никого нет, и девушки крепко держатся за свой маленький мирок.

– Зая, что случилось? Сон нехороший? – Нина обнимает подругу за плечи.

– Да… да, сон, не волнуйся, ложись. Засыпай, – Вика благодарно чмокает Нину в щеку.