Абрахам Меррит - Гори, ведьма, гори! (сборник)

– Нет, – покачал я головой, – ничего такого, пока Рикори не сможет говорить. Но может быть, мы сможем выяснить что–либо другим путем. У Рикори была какая–то причина попасть в эту лавку. Я знаю, какая, но не знаю, что привлекло его внимание в этой лавке. Кажется, он получил какие–то сведения от сестры Питерса. Если ты ее знаешь достаточно близко, съезди к ней и узнай, что она рассказала Рикори. Но не говори ничего о болезни Рикори.

Он сказал:

– Если вы мне расскажете больше. Молли не глупа.

– Хорошо. Не знаю, сказал ли тебе Рикори, что мисс Дарили умерла. Мы думаем, что имеется связь между ее смертью и смертью Питерса. Есть что–то в том, что все это имеет какое–то отношение к их любви – к ребенку Молли. Дарили умерла так же, как и Питерс.

– Вы хотите сказать – с такими же… особенностями, – прошептал он.

– Да. Мы имеем основания думать, что оба они – Дарили и Питерс – заразились где–то в одном месте. Рикори решил, что Молли может знать это место. Место, где оба они бывали не обязательно в одно и то же время и могли заразиться. Может быть, даже какой–нибудь человеконенавистник заразил их нарочно… Ясно, что к Менделип Питерса направила Молли. Тут есть одна неловкость – я не знаю, говорил ли ей Рикори о смерти брата. Если он ей ничего не сказал, ты тоже ничего не должен говорить ей.

– А вы, наверное, много кой–чего знаете, – сказал он, вставая и собираясь уходить.

– Да, – ответил я откровенно. – Но я сказал тебе достаточно.

– Ну что же, может быть, – он посмотрел на меня мрачным взглядом. – Так или иначе, я скоро узнаю, сказал ли он об этом Молли. Если да, то наша беседа будет вполне естественна. Если нет – ну, ладно, я позвоню вам. До свидания.

Он ушел.

Я подошел к остаткам куклы на столе. Душистая лужица затвердела. При этом она приняла форму, грубо напоминающую человеческое тело; с миниатюрными ребрами и просвечивающим позвоночником она имела исключительно неприятный вид.

Преодолевая отвращение, я собирал вещество для анализа, когда пришел Брейл. Я был так возбужден улучшением состояния Рикори и случившимся, что не сразу заметил его бледность и задумчивость. Я прервал свой рассказ о сомнениях, касающихся Мак–Кенна, чтобы спросить его, в чем дело.

– Сегодня утром я проснулся с мыслью о Харриет, – сказал он. – Я знал, что цифры 4 – 9 – 1, если только было так, не означали Диана. Эта мысль преследовала меня. Неожиданно я вдруг сообразил, что это означает «diary» (дневник). В свободный час я побежал к Роббинс. Мы обыскали квартиру и нашли дневник Харриет. Вот он.

Он протянул мне маленькую тетрадку и тихо сказал:

– Я уже прочел ее.

Вот что там было (переписываю части, касающиеся описываемых событий).

3 ноября. Сегодня со мной случилось странное событие. Зашла в парк Баттери посмотреть на новых рыбок в аквариуме. Имела свободный часок после этого и пошла побродить по лавочкам, чтобы купить что–нибудь для Дианы. Наткнулась на странную маленькую лавочку. В окне стояли прелестнейшие куклы и лежали самые чудесные кукольные платья, какие я когда–либо видела. Я стояла, глядя на них и в лавку через окно.

В лавке была девушка. Она стояла спиной ко мне. Вдруг она повернулась и посмотрела на меня. Она меня как–то странно поразила. Лицо ее было бледно, совсем без окраски, а глаза – большие и испуганные. У нее была масса волос пепельного цвета, собранных на макушке. Странная девушка!

Не менее минуты мы смотрели друг на друга. Затем она быстро покачала головой и сделала знак рукой, как бы предлагая мне уйти. Я была так удивлена, что едва поверила глазам. Я уже хотела зайти и спросить, в чем дело, но взглянув на часы, увидела, что опаздываю в госпиталь. Я снова посмотрела в лавку и заметила, что задняя дверь ее медленно отворяется. Девушка сделала отчаянный жест. Что–то было такое во всем этом, что мне захотелось вдруг убежать. Я не убежала, но повернулась и пошла прочь.

Весь день я об этом думала. Мне было любопытно, и я немного сердилась. Куклы и их платья были прелестны. Почему мне нельзя было войти? Почему их не купить? Но я выясню это.

5 ноября. Сегодня я опять пришла в лавку. Тайна углубилась. Только я не думала, чтобы тут была какая–нибудь тайна. Я думаю, бедняжка немного ненормальная. Я не остановилась у окна, а зашла прямо в лавку. Когда она увидела меня, ее глаза стали еще более испуганными, и она даже задрожала. Я подошла к ней и она прошептала:

– О, я же сказала вам, чтобы вы ушли. Зачем вы вернулись?

Я засмеялась и сказала: «Вы странная продавщица. Разве вы не заинтересованы в продаже своих товаров?»

Она ответила быстро и тихо: «Теперь поздно. Вы уже не можете уйти. Но не трогайте ничего. Не прикасайтесь ни к чему, что она будет давать вам, не прикасайтесь». А затем она сказала обычным голосом: «Что вам показать? У меня есть все для кукол».

Переход был так резок, что я поразилась. И тут я увидела, что дверь открылась. Та же дверь, что и тогда, и на ее пороге стоит женщина и смотрит на меня.

Я смотрела на нее, не знаю сколько времени. Она была какая–то особенная. В ней было не менее одного метра восьмидесяти сантиметров роста, она была огромна, с огромными грудями, но не жирна, а мощна. Лицо у нее было длинное и коричневое. Над губами у нее были усы, волосы густые, серебристо–серые. Но ее глаза просто приковывали меня к месту. Она, видимо, была ужасно жизнеспособна. Или, может быть, казалась таковой рядом с безжизненной девушкой?

Нет, конечно, она была полна необычной энергии. У меня по спине пробежала дрожь, когда я смотрела на нее.

Я подумала глупо: «Какие у тебя большие глаза, бабушка! – Чтобы лучше тебя видеть, внученька! – Какие у тебя большие зубы, бабушка! – Чтобы лучше тебя съесть, внученька!»

А у нее действительно были большие зубы, сильные и желтые.

Я сказала совсем глупо: «Как поживаете?»

Она улыбнулась и дотронулась до моей руки и я почувствовала странную дрожь от ее прикосновения.

Руки ее были удивительно красивы. Так красивы, даже жутко! Длинные с заостренными пальцами, белые. Как руки Эль–Греко или Боттичелли. Я думаю, что именно это и поразило меня. Казалось, что они не принадлежат ее огромному телу. И глаза тоже. Глаза и руки. И все–таки было именно так.

Она улыбнулась и сказала: «Вы любите красивые вещи?»

Голос ее был такой же, как руки и глаза. Глубокое богатое контральто. Я почувствовала, как он входит в меня, как аккорд органа.

Я кивнула. Она сказала: «Тогда я покажу их вам, дорогая. Войдите». На девушку она не обращала никакого внимания. Когда я переступила порог, я оглянулась.

Девушка стояла испуганная, и я ясно услышала, как она шепнула «Помните».

Мы вошли в комнату… я не могу описать ее. Она была такой, как глаза, голос, руки ее хозяйки. Когда я вошла, у меня появилось ощущение, что я не в Нью–Йорке, не в Америке. Нигде на земле. У меня было ощущение, что единственное место на земле, где можно существовать – эта комната.