Павел Дартс - Крысиные гонки

Но – облом. Зомби не бывает. Во всяком случае «как у Ромеро».

Зато вдруг случился финансовый кризис, плавно переросший в финансовый коллапс. Как так получилось - преподаватели, маститые и казалось бы опытные финансисты, зубры валютных джунглей и бизоны бухучёта, объяснить не могли, да особо и не пытались. Вовчик чётко понял, что вся их опытность и все их знания действенны только в строго определённой, устоявшейся системе отношений; они занимали свою нишу – но чуть вне её, - и они были столь же беспомощны как акула на песке пляжа. Последние недели перед летними каникулами они ходили с вытянувшимися лицами, точно чувствовали что их финансовой синекуре приходит конец, и вскоре будут цениться совсем другие знания и умения нежели свести годовой отчёт. Поняв это, Вовчик вовсе перестал посещать институт, высказав по телефону позвонившей старосте что в гробу он её видал… и на её возмущённо-угрожающее кудахтанье посоветовал запастись простынёй и белыми тапками.

С закрытием предприятий и каникулами по летнему времени немеряно развелось всяческих молодёжных «неформальных формирований», в народе попросту именуемых гопниками. От подростков до студентов по возрасту. У некоторых даже образовались некие политические программы, как его просветил сосед с верхнего этажа, Хронов Витька, «Харон» по сетевому нику, анархист, как он себя гордо называл. Все они моментально перессорились между собой, и, на фоне повсеместного бездействия полиции, стали представлять реальную угрозу, - всё это Вовчик тоже учитывал. Некоторые из них разительно напоминали ромеровских зомби, но до того чтобы пускать в ход свой ледоруб дело ещё не дошло, хотя газовые баллончики и перцовый «Удар» Вовчик теперь носил с собой даже вынося мусор к мусоропроводу, ну а уж с ножом он не расставался даже в ванной.

Сюрвивалистские сайты сначала ликовали, расписывая в красках «что будет», а потом постепенно стали безлюдеть… Действительность с очередями, веерными отключениями и непонятками с будущим многих настроила теперь уже на серьёзный лад, и люди ушли из интернета в реальную жизнь – как подозревал Вовчик, кто-то куда-то драпал, менял работу и место жительства, переезжали на «загородные базы», на сюрвивалистском слэнге называемые «Джокервиллями», и все, безусловно, запасались… Но толком запасаться уже не получалось: многие магазины закрылись, на продукты сначала ввели нормирование, а вскоре простое распределение по карточкам, но с обязательной отработкой на общественных работах; а в коммерческих магазинах, где по-прежнему было всё включая икру и торты, цены стали ну уж совершенно нереальными. Раньше, раньше думать надо было! – иногда прорывались вопли отчаяния на форумах, а потом и интернет стал гаснуть, выключаясь целыми сегментами. Хорошо ещё что народ в подавляющем большинстве не воспринимал надвигающийся БП как… как БП. «Ну, переживём, бывает, было уже в истории и ещё будет, нечего отчаиваться, вот автобусы уже в центре пустили, а ты талоны на макароны получил? А на молочные? А сколько дают? А где отрабатывать? Не, не смертельно – всё наладится. Вот и по телевизору говорят…»

Конечно, говоря одно, они в действительности и думали, наверное, и уж точно делали совсем другое – из магазинов постепенно исчезли все осветительные автономные приборы – от фонариков до светильников; генераторы стали редкостью и чудовищными по цене; в хозмагах размели свечи… Но соображалки у народа хватало только пока на эти, совсем очевидные вещи; никто не думал о «совсем уж плохом», и Вовчик вполне задёшево скупил на барахолке ещё несколько пар столь же крепких, сколь и страшных на вид рабочих ботинок, спецовки и рукавицы, втаривался сигаретами хотя сам не курил… Таскал, таскал на загородную «базу», и всё выжидал – когда, когда же «будет сигнал» драпать в деревню, в давно оставшийся в наследство от бабки, брошенный и забытый, а теперь регулярно по возможности посещаемый «домик в деревне». Вернее, не «драпать», а «осуществлять драп-бросок», как это именовалось в сюрвивалистской теории.

А сигнала всё небыло и небыло, магазины пусть криво-косо но работали, свет то отключали, то он был целыми неделями, газ был… Даже остановившиеся предприятия некоторые вновь пускали – во всяком случае об этом сообщали по телевизору. По телевизору вообще пошла сплошная благодать и оптимизм: бодрые репортажи « с мест» сменялись музыкальными комедиями, посмотреть – так вся страна, весь мир погрузился в праздник, всё равно что в рождественские недели… Принять волевое решение и совершить драп-бросок в далёкую деревню на краю мувского района, где уже всё было готово к «выживанию» было положительно трудно решиться.

Как сигнал он воспринял происшествие у продовольственного магазина, когда явный гопник избил ногами какую-то толстую тётку – и никто не вмешался. Он проходил мимо, принципиально не считая нужным стоять в диких очередях за пакетом риса или пачкой крупы, - всё это было во-время запасено; но обратил внимание на небольшую толпу зевак, преимущественно женщин, наблюдавшую за чем-то интересным, происходящим у магазина, и несущиеся оттуда вопли. «Опять гопники подрались» подумал он, и внедрился в толпу, - он считал что посмотреть на реальную, не киношную драку всегда интересно и поучительно.

Но там не дрались. Явный гоп с крашеным гребнем на голове бил ногами лежащую пожилую тётку, та только охала уже и стонала, - а люди стояли и смотрели на это как в ступоре. Бил зло, во всю силу. Было это настолько мерзко и страшно, что он не выдержал. Вмешиваться в какие бы то ни было уличные разборки – это было категорически не по-выживальщицки, но он решился: прячась за спиной какой-то тётки и сжимая сразу ставшими потными ладонями два газовых баллончика, Вовчик каким-то не своим голосом вдруг выкрикнул:

- Что же ты это делаешь, гад?? – и тут же пожалел об этом, когда гоп, тут же оставив лежащую и стонущую окровавленную тётку, вдруг вперился взглядом в толпу, явно выискивая крикнувшего. Вовчик обмер, руки и ноги его несмотря на жару похолодели. Он уже мысленно увидел, как озверелый гоп вытащит его сейчас из толпы и, повалив рядом с этой тёткой, так же примется пинать ногами, - и не по-киношному, когда героя бьют-бьют, а он как резиновый, потом встаёт живой и здоровый, - а по-настоящему, когда удар тяжёлым ботинком в лицо – это выбитые зубы, выбитый глаз, порванная щека, а то и тяжёлое сотрясение мозга. Это если один удар… Тётка-то, хотя её больше не били, даже не делала попыток встать, а с тяжёлым клокотанием в горле тяжело дышала, лежала, и сквозь полуприкрытые веки были видны голубоватые белки глаз… Он тут явно не один!! – предельно ясно понял вдруг Вовчик и обмер, зажатые в потных руках баллончики показались смешными детскими игрушками, неспособными остановить кого бы то нибыло; как и находящийся в чехле под рубашкой «Удар», как и отточенный в бритву «Кондрат» - икона ножевиков-самооборонщиков в ножнах-лопухе за поясом штанов… Если бы гоп сейчас потащил его из толпы, он бы, наверное, даже не сопротивлялся; но тот вдруг отвернулся, наклонившись что-то поднял с асфальта – и быстро скрылся в сразу расступившейся толпе. Охая и переговариваясь, толпа стала рассасываться в стороны, лишь пара тёток подошли и наклонились пытаясь помочь лежащей, а та всё так же ни то клокотала, ни то хрипела, и в прорехе порванной кофты и порванного платья была видна большая мягкая грудь с кровавой на ней ссадиной, а глаза были всё так же полуприкрыты, и радужки было не видно, только белки…