Павел Дартс - Крысиные гонки

- А что, девчонки?.. За знакомство?..

Предложение было встречено с пониманием и одобрением; Хронов получил несколько лестных эпитетов в свой адрес; нашлись и стаканчики; и вскоре бутылка кончилась. Вовчику, трудящемуся над навесом, как-то и не предложили присоединиться к компании, что он между делом отметил для себя, став ещё угрюмей…

Зато про него вспомнил Хронов, когда бутылка кончилась.

- Вовчик! А, Вовчик! У тебя ещё что алкогольное есть? Ну, спирт хотя бы? Ты ж запасливый, я же знаю!

- Нету у меня ничего. Отстань.

- Ну чё ты жмёшься, друган! Щас подпоим их, и… А??..

И вот теперь Вовчик, обиженно сопя, ставил свою палатку. Поодаль, на краю поляны, совсем в кустах; подальше от весело трещащего и сыплющего искрами в синеющее небо костра.

- Во-овчик… ну что такое? – выспрашивал Владимир, - Что случилось?

- Да ну их, Вовка! Дуры! И Хронов дурак. И вообще я спать хочу. Хоть бы кто спасибо сказал!.. Хорошо ещё вон Катька посуду помыла, по своей инициативе, кстати… Другие и не почесались!

Поставив палатку, он, открыв коробку, выпустил туда кролика, и вновь застегнул молнию на пологе.

- Лучше бы Жоржетте раньше условия создал… А то она, бедная, весь день в коробке!

- Ну да, несчастную нашёл… Вовчик! Ну что ты? И палатку-то поставил как далеко от костра…

- Вообще я палатку брал на двоих, так-то у меня пончо есть.

- Неудобно, Вовчик. Отдал бы девкам. Хотя… С какой стати?

- Хрен им, а не палатку!! Они надо мной смеялись – вот пусть смеются дальше!

- Хрен им?.. Вообще, Вовчик, ты мыслишь в правильном направлении, так бы и надо; но они пока не готовы – недозрели. После мародёрки в городе, потрясясь в общаге, они только начали что-то понимать… Подождём…

- Они меня не любят, потому что…

- Фигня, Вовчик. У них, у женщин, всё по-другому устроено. Они не думают «почему любят» - они сначала инстинктивно решают, что вот этого стоит любить, - влюбляются, - а потом уже для себя, на рациональном уровне додумывают – и за что же его любят…

- Тебе виднее… Ты у нас опытный…

- Да не фырчи так, Вовчик! Всё образуется.

- А за что? В смысле, за что они эта… влюбляются?

- Комплекс причин, Вовчик. Если суммировать – то за то, что видят себя рядом с ЭТИМ мужчиной в достатке и безопасности, и что потомство будет здоровым и благополучным…

- Фу, как приземлено…

- Старик, а как ты хотел? Вот так оно и бывает - если, как говорится, «проверить алгеброй гармонию».

- То есть… Если, скажем…

- Ага. Если в этих новых условиях, ну, в деревне, ты будешь успешен – то как жених… или как возлюбленный, ты будешь так же востребован, как и какой-нибудь управляющий филиалом банка в Мувске в своё время. Так что не переживай. Всё у тебя будет. В своё время.

Потихоньку на лес, на «табор беженцев-эвакуированных» опускалась ночь. Семейные уже все угомонились; и теперь сопели, укрывшись кто чем, и подложив под себя всякую всячину из взятых с собой вещей. Слышно только было, как в тишине «Юличка» что-то выговаривает своему супругу. Угомонились и девчонки-танцорки, улёгшись на постели из свежего лапника и укрывшись по необходимости своими фирменными, совсем не походными плащами и пальто. Чуть поодаль Вадим за что-то отчитывал дочерей.

- Не, Вовчик, я вон там лягу. Около костра. Тепло уж очень. Зря ты палатку только ставил. Да ещё так далеко.

- А Жоржетта? Что ей, всю ночь в коробке сидеть?..

- Ну, как знаешь. Пончо? Давай. Да я курткой накроюсь. Не, нормально.

- А одна мне, говорит, прикинь: Вовчик, а зачем ты с собой нож носишь?? Ты что, зарезать кого хочешь? Нет, ну ты прикинь, Вовка – не дура? Я ж при ней только что этим ножом консерву вскрывал, и вообще!.. Я ей говорю: нож – это инструмент. А «зарезать» - действие! Зачем априори привязывать действие к инструменту? Причём – неспециализированному!

- Эк тебя разобрало… Да не дура, не дура – просто мозги у них по другому устроены… Ну, давай. Спокойной ночи. Завтра к вечеру, наверно, даже таким неспешным темпом до деревни доберёмся?..

Владимир встал, и направился к приготовленному им себе ложу из еловых лап недалеко от костра. Девчонки расположились от костра по другую сторону, перед «теплоотражающим экраном», всё же сооружённым Вовчиком из жердей, связанных проволокой, и больших чёрных, порезанных на полотнища пакетов для мусора. Накрыв лапник вовчиковым походным, довольно потасканным «пончо», он разулся, лёг, укрылся своей джинсовой курткой; и стал, засыпая, смотреть в тёмное небо, в которое огненными шмелями улетали искры костра.

С края поляны, совсем негромко, из вовчиковой палатки, послышались вибрирующие звуки варгана. Вовчик... Переживает. Ничего… Было тепло и хорошо. Как в старые добрые времена. Природа. Бивак-лагерь. Ночевка. И тихие, какие-то потусторонние звуки варгана, потрескивание костра, и негромкий шелест листьев были очень уместны сейчас, в этом тихом, спокойном, ночном лесу. Достал айфон из внутреннего кармана, включил. Сети, конечно не было. Полистал фотографии: отец, сестра. Штаты: улыбающийся Джонни позирует с винтовкой; профессор Лебедев за столом, погружённый в какие-то расчёты, не видит снимающего; Барби, сложившая губы для поцелуя… стёр нафиг. Теперь всё по-новому. Новая жизнь. Планы на будущее… Гибкое тело в его руках, тонкая талия, шелковистые волосы, горячие губы… Он заснул, улыбаясь.

Гузель с Зульфиёй, обнявшись, лежали на «матрасе» из нарубленного Вадимом лапника.

- А я знаю, ты с Вовкой в лесу целовалась! – тихий шёпот Зульфии.

- Спи давай.

- Не бойся. Я папе не скажу. Если командовать мной не будешь. А то – скажу!

- Спи давай. Юная шантажистка.

Минута спокойного сопения.

- Гу-уль? И как он?.. Целуется? Классно?

- Мне что, много с чем есть сравнивать?.. Спи, говорю!

На лес опустилась тёплая летняя ночь…

Вовчик спал крепко. Рядом какое-то время шебуршилась Жоржетта, но в конце концов утихомирилась и она. Приучивший себя быстро засыпать на любом неподготовленном и некомфортном ложе, хотя бы и на незастеленном ничем полу, на надувном матрасике в палатке Вовчик чувствовал себя вполне по-домашнему, и быстро уснул.

Снился почему-то Новый Год, совсем давний, из детства. Мама тогда достала для него билет «на ёлку», в какую-то крупную, богатую организацию Мувска. Дома, на швейной машинке сшила маленькому Вовчику из коричневого и жёлтого фетра и байки новогодний костюм – «мишку». Смеясь, нарисовала ему на щеках усы. И вот теперь он, робея от такого большого количества людей, детей, стоял, взявшись за руки с такими же как он «зайчиками» и «снежинками» в одном из кругов хоровода вокруг большой, под потолок огромного актового зала, богато наряженной ёлки; и постоянно оглядывался на ободряюще ему улыбавшуюся, стоявшую у стены, маму.