Деннис Уитли - Им помогали силы Тьмы

В коридоре-предбаннике Борман беседовал с Кейтелем и Бургдорфом перед дневным совещанием. Увидев Грегори, он усмехнулся и язвительно осведомился о здоровье президента Рузвельта:

— Ну и как же себя чувствует сегодня утром президент, а, господин майор? Кажется, духи на этот раз оставили вас с вашим турком в дураках, не так ли? Что ж, ничего удивительного в этом нет. Вы и так продержались дольше, чем другая оккультная публика, что время от времени наведывалась сюда, даже дольше, чем человек рейхсфюрера, Вульф. Но конец у вас у всех один: попадаете пальцем в небо.

— Это еще не доказано. Вполне возможно, американцы придерживают информацию по каким-то причинам, — упорствовал Грегори.

— Надеюсь, что так или иначе фюрер оторвет вам голову за то, что вы ввели его в заблуждение, — пообещал Борман.

Когда они отправились заседать, Грегори пошел в буфет, чтобы опрокинуть так необходимую ему сейчас рюмку. Перекинулся парой слов с дежурившими там адъютантами, потом вернулся в главный коридор. Там стояли два офицера и беседовали. Один был фон Белов, а другой, коренастый широкоплечий человек со складками жира, выпирающими над воротником черной эсэсовской формы, стоял спиной к Грегори.

Фон Белов с улыбкой обратился к англичанину:

— A-а, Протце, мне кажется, вы не встречались с нашим новым коллегой. Рейхсфюрер прислал его вместо Фегеляйна. Это… — А окончания Грегори даже не слышал. Человек обернулся к нему, и на Грегори глянул единственный глаз обергруппенфюрера Граубера.

Какое-то мгновение ни один из них не шелохнулся. На лице Граубера застыло крайнее изумление, а на лице Грегори — озабоченность. Ведь именно из-за такой встречи со старым заклятым врагом он отказывался от предложения Геринга откомандировать его в штаб-квартиру фюрера.

И в последние дни, занятый драмой, разыгрываемой в бункере и на фронтах, он совсем забыл о Граубере.

Теперь он мысленно клял себя за халатность, что не сообразил, когда в этом всеобщем хаосе рушатся все структуры, разведслужбы Геринга тоже могли пострадать и давать сбои. А такой человек, как Граубер, ни за что не останется умирать в пораженной армии и несомненно поспешит поближе к кормушке власти, где жизни его ничего не будет угрожать — хотя бы какое-то время.

Если бы Грегори не был захвачен врасплох и поприветствуй он Граубера как ни в чем ни бывало, тогда, возможно, обергруппенфюрер не поверил бы собственным глазам, точнее, глазу. Но у Грегори отвисла нижняя челюсть, а в глазах при виде этого гориллоподобного эсэсовца мелькнула тревога. И в тот же миг Грегори понял, что Граубер его узнал. С кошачьей проворностью, которую трудно было ожидать от человека его комплекции, он отпрыгнул назад, и рука его зацарапала ногтями по кобуре в поисках пистолета.

Но кобура была пуста. Граубер забыл, что сдал пистолет при входе, как полагалось это сделать всем. А Грегори об этом не забыл, поэтому его реакция была совершенно другой.

Подняв удивленно брови, он перевел взгляд на фон Белова и спокойно произнес:

— Извините, полковник, я не уловил имени обергруппенфюрера.

Граубер разразился серией визгливых выкриков:

— Как же, он не знает! Он не знает моего имени, но я зато знаю, как его зовут! Грегори Саллюст! Британский супершпион!

Фон Белов внимательно оглядел обоих, улыбнулся и произнес:

— Дорогой мой обергруппенфюрер, то, что вы говорите — полный абсурд. Я…

— Это не абсурд, это факт, — отрезал Граубер.

Грегори выдавил из себя улыбку, покачал отрицательно головой и сказал:

— Вот уж никогда не предполагал, что могу походить на такой знаменитый в ваших кругах персонаж. Однако моя фамилия, как вы слышали, Протце, я служу в штабе рейхсмаршала.

— Ага, вы, значит, и его провели, — прорычал Граубер. — Сколько же порядочных немцев вы обвели вокруг пальца своим безупречным немецким! Но я-то знаю, кто вы такой на самом деле, и наконец-то вы в моих руках. На этот раз я вас не упущу.

— Послушайте, — увещевал его фон Белов. — Вы наверняка заблуждаетесь. Господин Протце служит у нас с начала марта. Не может он быть британским шпионом. Все мы отлично…

— Идиот, — взвизгнул женским фальцетом Граубер. — Я вам говорю, что знаю его! Я его знаю с самого начала войны. Сколько раз он попадался на моем пути и каждый раз ухитрялся ускользнуть как сквозь пальцы. Но уж не на этот раз. Не на этот!

Грегори, разыграв оскорбленное достоинство, возмутился:

— Вы несете полную чушь! Переутомились, наверно, или еще что-нибудь — не знаю. Но я никогда с вами прежде не встречался. И я такой же немец, как и вы. Рейхсмаршал может поручиться за меня.

— Клянусь, он не сможет! По крайней мере, в первоначальные периоды войны не сможет. Он не мог вас знать в качестве офицера «Люфтваффе» с 1939 по 1942 год.

Граубер, судя по занимаемому им чину, соответствовал по званию полному генералу, но, как и все строевые офицеры, фон Белов презирал людей Гиммлера и принял сторону Грегори как офицера своего рода войск и поэтому дал эсэсовцу резкую отповедь:

— Ваши обвинения в адрес майора Протце голословны. В то время как он показал себя верным слугой фюрера и заслужил его самые горячие похвалы. Если вы будете настаивать на подобном обвинении и оно окажется ложным, то вам предстоит…

Лунообразное лоснящееся лицо Граубера побелело от негодования.

— Как вы смеете угрожать, да еще при исполнении мной служебных обязанностей! Я настаиваю на том, чтобы этого человека немедленно арестовали и отвезли на Альбрехтштрассе. Там у нас много всяких штучек, чтобы он признался, кто он такой на самом деле.

У фон Белова заиграли желваки.

— Под пытками, милейший, у вас кто угодно и в чем угодно признается. Подвергать же пыткам офицера только за то, что он напомнил вам знакомого английского шпиона, просто немыслимо. Вас никто не останавливает за руку, когда вы тренируетесь на евреях и инородцах, отрабатывая свои изощренные способы. Но здесь ставка фюрера, и лояльность каждого человека стоит выше всяких подозрений.

— К этому конкретному человеку данное правило не имеет никакого отношения. Я приказываю, чтобы вы позвали охрану. Нравится вам это или не нравится, но я его забираю с собой.

— Охрана не будет выполнять ваши приказы, — она подчиняется непосредственно руководителю партийной канцелярии господину Борману.

— Тогда я требую немедленной встречи с ним.

Фон Белов махнул рукой в сторону аппартаментов фюрера.

— Он на совещании у фюрера, сейчас его беспокоить нельзя. Тем более что это «сейчас» может растянуться на несколько часов.

— Черт побери, — разразился ругательством Граубер, раздосадованный вынужденной отсрочкой. — Тогда я арестую его. Там, наверху достаточно эсэсовцев, которые будут выполнять мои приказы, они обязательно доставят этого мерзавца на Альбрехтштрассе.