Деннис Уитли - Им помогали силы Тьмы

— И я тоже так думаю. А что скажешь насчет германских военных? Если им всыплют по пятое число в Нормандии, побегут они как крысы с корабля?

— Сомневаюсь. Они, может, и рады бы были, да не в натуре Немцев бросать хозяина в беде. Я бы сказал, что единственный шанс заставить их сложить оружие — это если кто-нибудь пристукнет Гитлера.

— Н-да, я с тобой согласен, — безрадостно подтвердил престарелый баронет. — Тогда, если война затянется до осени, нам предстоит испытать на собственной шкуре их ракеты, те, что похожи на сосиски.

— Я думал, что после Пенемюнде они перестали работать над первой модификацией.

— Не ты один так думал. А вот на днях поляки из местного Сопротивления сообщили, что немцы снова взялись за свое там же. Как говорится, свинья лужу найдет. И еще нашли новый полигон в польских болотах, на северо-восток от Варшавы, вне пределов досягаемости наших бомбардировщиков.

И вскоре Грегори получил подтверждение словам сэра Пеллинора: на службе начали обеспокоенно шептаться о новой угрозе и о ее возможных последствиях. А еще через неделю, за ленчем со своим старым приятелем, работавшим сейчас в Управлении по дезинформации противника при Генштабе, с которым они служили вместе еще на Его Величества корабле «Вустер», Грегори осторожно завел разговор на эту тему.

Приятель, выслушав, сделал небрежную гримасу и сказал:

— Поскольку это не утвержденный план, то не вижу, почему бы мне не рассказать тебе того, что знаю. Но, сам понимаешь, чтобы не посеять паники среди населения, все держится в строжайшем секрете. Без всякого сомнения, немчура хлюпает своими сосисками в польских болотах, и месяцев через несколько следует ожидать, что эти штуки начнут рваться уже здесь, в Лондоне.

— Известно, какие разрушения они способны нанести?

— Да, у них в Польше толковые ребята собрались в местном движении сопротивления, они нам кое-что сообщили. Вчера на одном совещании на высоком уровне я представлял свою контору. Совещание проводилось в «Хоум Оффис» на случай эвакуации Лондона и прочего в том же духе. Главным ответственным за всю эту операцию назначили сэра Файндлэйтера Стюарта. Так вот он как раз и объявил во всеуслышание, что ракеты весят по семьдесят тонн каждая, с боеголовками по двадцать тонн. Ты представляешь, что это означает?

— Представляю. Примерно то же самое я слышал уже давно, в Швейцарии, когда все у них было только на бумаге. Знаешь, тогда я в это, признаюсь честно, не поверил.

— Что ж, это не слишком отличается от расчетов наших специалистов по фотоснимкам, сделанным над Пенемюнде, а теперь мы знаем точно. Яйцеголовые даже прикинули, что если такая штука упадет в густонаселенный район, то четверть квадратной мили превратится в руины, погибнет четыре тысячи человек и будет около десяти тысяч раненых — во как, наука!

— Господи, какой ужас!

— Налить тебе еще? — предложил специалист по введению противника в заблуждение.

— Давай, — согласился Грегори, — а то не по себе стало.

В тот день Грегори не надо было идти на работу до вечера, поэтому после ленча он отправился к себе на Глостер Роуд и поспал вволю. Когда он выныривал из дремы, то некоторое время не мог узнать привычной обстановки своей квартиры, но зато узнал Малаку, который находился в кабинете своего старого дома в Остроленке, интерьер которого был уже знаком Грегори по предыдущим их сеансам телепатической связи.

Вместе с Малаку в тесноватом кабинете находились двое мужчин из СС, и было ясно, что старый иудей опять угодил в какую-то неприятную историю. Но, видимо, деньги, которые он утаил у фон Альтернов, в данном случае были ни при чем, иначе ему бы нанесли визит не менее воспитанные джентльмены из местной полиции.

А эти двое были членами организации под названием «Спецгруппа», в которую Гиммлер набирал фанатичное отребье и бывших уголовников для выявления и «выведения на чистую воду», по его собственной терминологии, евреев, то есть для уничтожения, говоря человеческим языком. И вот один из этих молодчиков сейчас держал в руках паспорт Малаку и задавал ему всякие каверзные вопросы по поводу его, Малаку, биографических данных. Не надо было тут быть провидцем, чтобы определить, за кого они Малаку принимали и что по этому поводу собирались предпринять.

Из предыдущих сеансов общения Грегори была уже известна подоплека этих событий. Малаку жестоко ошибался, когда уповал на немецкую практичность: они, мол, не станут выводить на корню все еврейское население в деревнях, потому что тогда некому будет немцев кормить. Что ж, раньше, может, оно так и было, и в концлагеря попрятали только евреев, живших в Германии, очистив арийское пространство от их тлетворного и разлагающего влияния. Но Гитлер и Гиммлер настолько ненавидели всех евреев, что Гитлер в 1943 году позволил Гиммлеру принять «окончательное решение еврейской проблемы» на всех территориях, над которыми развевалось знамя со свастикой.

И вот в течение многих месяцев проводились систематические облавы на представителей иудейского племени, и не только в Польше, но и во Франции, Бельгии, Голландии и даже в таких удаленных от Берлина странах, как Югославия и Болгария. Поскольку в Центральной Европе иудеи оказались слишком многочисленны, чтобы с ними можно было расправиться поодиночке в короткие сроки, их попросту сгоняли в гетто в больших городах. Потом понастроили концентрационные лагеря с газовыми камерами, а всю работу по уничтожению евреев осуществляли гиммлеровские молодчики из спецгруппы. Работали они «с огоньком»: уже к этому моменту десятки тысяч ни в чем не повинных людей отдали свои жизни лишь за то, что родились евреями.

Когда Малаку приехал в Остроленку, он обнаружил, что вся его родня либо на том свете, либо в варшавском гетто. Это навело его на весьма беспокойные размышления, но дальше ехать было некуда, и он зажил в своем доме тише воды, ниже травы под охраной турецкого паспорта. Но, видно, мир не без добрых людей; такой вот доброжелатель донес на него в гестапо — и вот вам, пожалуйста, результат.

Хотя Малаку и не был уж очень симпатичен Грегори, но все же ему было по-человечески жаль старого еврея, и он испытал облегчение, когда люди в черной форме, удостоверившись в подлинности документа Малаку, ушли до поры до времени, надеясь навести о старике более детальные справки.

В Картографическом отделе при Кабинете министров во время ночного дежурства, когда никакой срочной работы не возникало, имелась добрая английская традиция, неукоснительно соблюдаемая четырьмя дежурными офицерами: притушить свет и покемарить у телефонов на боевом посту. Той ночью, в два часа, когда наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь посапыванием коллег за столами, Грегори опять явственно увидел Малаку. Тот стоял на улице небольшого польского городка перед своим домом и грузил с помощью Тарика съестные припасы в старомодную одноколку. Затем с жалобными причитаниями взобрался на козлы, и повозка, стуча колесами по булыжной мостовой, уехала в ночь. Грегори из увиденного сделал вывод, что Малаку не захотел рисковать и ждать, что за ним придут, и, пока не поздно, покинул Остроленку.