Ганс Эверс - Ужасы

— Кабальеро! — окликнул меня кто-то: — Кабальеро!

Я оглянулся. Меня догонял один из только что оставленных мною людей.

— Меня послал патрон, кабальеро, — промолвил он, — не можете ли вы взять с собой домой вашего друга?

— Ах, да… padro! Padro!.. — В течение всего этого времени я не видел его и не думал о нем.

Я пошел обратно, пролез через кактусовую изгородь. На земле все еще лежали, привязанные к ней, кровавые массы. Над ними склонился padro и ласково поглаживал руками эти жалкие разорванные тела. Но я прекрасно заметил, что крови он не касался. О, нет. Только по воздуху двигались его руки…

И я увидел, что это были тонкие, нежные, женские руки…

Его губы шевелились.

— Прекрасная сальса! — шептал он. — Великолепный красный соус из томатов!

Пришлось силой оттащить его от трупов.

Он не мог сам оторваться от созерцания. Он заикался и пошатывался на своих тощих ногах.

— Слишком много водки! — смеялся один из зрителей. Но я знал, что padro не пил ни капли.

Хозяин снял шляпу. Остальные последовали его примеру.

— Vayan ustedes con Dios, Caballeros! [11] Идите вы с Богом, господа! (исп.). (прим. ред.) — промолвили они.

Когда мы вышли на дорогу, padro добровольно пошел за мною. Он сжимал мою руку и бормотал:

— О, как много крови. Как много дивной красной крови.

Как свинцовая тяжесть, повис он на мне. С усилием дотащил я одурманенного до Альгамбры. Под башней Принцессы мы остановились передохнуть и уселись на камне.

После долгого молчания он медленно промолвил:

— О, жизнь! Какие дивные наслаждения дарит нам жизнь! Как радостно жить!

Холодный, как лед, ночной ветер обвеял наши виски. Я озяб и услышал, что и padro стучит зубами. Его кровавое опьянение медленно отлетало от него.

— Не хотите ли пойти? — спросил я.

Я снова предложил ему руку.

Он отказался.

Молча мы стали спускаться вниз, к спящей Гренаде…

Гренада (Альгамбра). Март 1905

Когда в конце сентября 1841 года герцог Фердинанд Орлеанский возвратился из летней резиденции в свой парижский отель, камердинер подал ему на золотом подносике целую кипу корреспонденции разного рода, которая накопилась за это время, — герцог не позволял пересылать к нему в летнее уединение ничего, даже важных известий. Среди всех этих писем находилось одно удивительное послание, которое более, чем другие, заинтересовало герцога:

«Милостивый Государь!

Я имею намерение продать Вам множество картин, мною написанных. Я потребую с Вас за эти картины беспримерно высокую цену; она, однако, не может идти в сравнение с теми богатствами, которые были награблены Вашей династией. Вы найдете эту цену даже самой скромной в сравнении с той исключительной, чисто материальной ценностью, которую мои картины имеют для Королевского Дома. Вы будете таким образом благодарны мне за то, что я предлагаю Вам воспользоваться таким случаем. Но прежде всего я сообщу Вам, что я намереваюсь сделать с теми деньгами, которые получу от Вас. Я — человек старый. У меня нет семьи и нет личных потребностей. Я имею маленькую ренту и не нуждаюсь в большем. И всю сумму я назначаю „Людям с горы, которые ничего не забывают“. Вы знаете, Милостивый Государь, что это за союз: это почтенные люди, которые свято хранят традиции своих единомышленников, казнивших Людовика Капета [12] Людовик XVI (фр. Louis XVI; 23 августа 1754 — 21 января 1793) — король Франции из династии Бурбонов, сын дофина Людовика Фердинанда, наследовал своему деду Людовику XV в 1774. При нём после созыва Генеральных штатов в 1789 началась Великая Французская революция. Людовик сначала принял конституцию 1791 года, отказался от абсолютизма и стал конституционным монархом, однако вскоре начал нерешительно противодействовать радикальным мерам революционеров и даже попытался бежать из страны. 21 сентября 1792 низложен, предан суду Конвента и вскоре казнён на гильотине. После свержения республиканские власти лишили Людовика XVI титула короля и дали ему фамилию Капет (фр. Capet), по имени его предка Гуго Капета, основателя династии Капетингов (ветвью которой является династия Бурбонов). . Король, Ваш отец, конечно, изгнал этот союз из Парижа и Франции, но он имеет теперь свое местопребывание в Женеве и существует там превосходно. Надеюсь, Вы еще не раз услышите об этом союзе. Итак, этим „Людям с горы, которые ничего не забывают“, я отошлю эти деньги немедленно по получении, с ясно выраженным назначением обратить их на пропагандирование убийства короля. Я понимаю, что Вам может показаться несимпатичным такое употребление Ваших собственных денег, но Вы согласитесь со мною, что всякий может распоряжаться своими деньгами, как хочет. И я не питаю ни малейшего опасения, что подобное предназначение Ваших луидоров остановит Вас от покупки картин. Вы приобретете их, несмотря ни на какие обстоятельства. Я убежден даже, что Вы пошлете мне собственноручное, снабженное печатью Королевской фамилии, письмо, в котором выскажете благодарность за мою предупредительность.

Бесцеремонная откровенность этого письма, которое не имело ни числа, ни адреса отправителя, произвела на избалованного герцога некоторое впечатление. Первоначальное предположение герцога, разделявшееся также и его адъютантом, что письмо написано душевнобольным, было вскоре оставлено. А любопытство, которым герцог всегда отличался и которое однажды в Алжире едва не стоило ему жизни, побудило его поручить адъютанту навести справки по поводу содержания письма и доложить ему.

Этот доклад состоялся на следующий же день. Адъютант, г. Де Туальон-Жеффрар, сообщил герцогу, что союз «Людей горы, которые ничего не забывают», действительно существует в Женеве. Два года тому назад правительство закрыло этот союз и арестовало некоторых его членов, но, в общем, придает ему мало значения, так как дело идет, очевидно, лишь о нескольких восторженных, но совершенно безопасных болтунах. Мартин Дролинг — художник, смирный старик лет восьмидесяти с лишком, никогда и ничем не выдававшийся. Уже десятки лет никто ничего о нем не знает и не слышит, так как он никогда не покидает своего ателье на rue des Martirs [14] Улице мучеников (фр.) и давным-давно ничего не выставляет. Но в молодости, наоборот, он был очень деятелен, написал несколько недурных картин, изображавших главным образом interieurs [15] Интерьеры (фр.) кухни, и одна из таких кухонных сцен была даже приобретена государством и вывешена в Лувре.

Герцог Орлеанский был очень мало удовлетворен этими сведениями, лишавшими странное послание всякой романтической окраски.