Владимир Венгловский - А зомби здесь тихие (сборник)

– Глаза закрывать? – летит мне в спину.

– Как угодно. Мне не мешает.

Гость пробует и так, и эдак. С его точки зрения непонятно, что хуже. В итоге он принимает решение пялиться в потолок. Что по мне – так себе зрелище. Впрочем, это ненадолго…

– Хай, чувак!

В комнату входит Белый Брат. Нет, не входит. Втекает, точно струйка мертвенно-сладкого дыма из курильницы с опиумом. Двигаться так умеет только он. Элегантно. Волнующе.

Неотвратимо.

Как обычно, он игнорирует дверь и возникает прямо из стены, да еще с этим идиотским громким «Чпок!». Подсмотрел в каком-то мультфильме и теперь развлекается, зная, что меня это бесит.

Поскольку в данный момент я как раз рисую на борту кораблика глаз, – в одной руке модель, в другой – кисточка с голубой краской, в зубах – еще одна, с белилами, – я не отвечаю на приветствие.

Он проходит по комнате танцующей походкой – ослепительная белизна ткани, кожи, волос с единственным ярким пятном – ярко-алыми, чувственными, почти непристойными в своей бесстыдной притягательности губами – и останавливается напротив меня. Замирает, слегка склонив голову к левому плечу.

– Типа «Арго».

Не вопрос, нет. Он слишком хорошо меня знает. И все-таки ошибается, хотя о Парадоксе Тесея и связанном с ним судне, разумеется, слышал. Не удивлюсь, если именно он придумал эту ситуацию – шуточка вполне в духе моего неугомонного соседа и конкурента.

Я как раз заканчиваю рисовать и, отведя руку, любуюсь достигнутым эффектом. Глаз заговорщицки подмигивает мне с просмоленного соснового борта. Белый Брат, не выдержав, фыркает:

– Позер!

– Уж кто бы говорил! – не остаюсь в долгу я, ставя модель на стол и вытирая тряпкой испачканные в краске руки. Едва очутившись на гладкой поверхности, кораблик начинает покачиваться, словно колеблемый легкой волной, а его парус натягивает залетевший из кухни ветерок, пахнущий солью и йодом. Отдаленным эхом звучат крики чаек, поскрипывание канатов и, разумеется, шепот – шелест – шорох воды.

плещет, плещет. А ну и пусть!

– Позер долбаный! – снова повторяет Белый Брат, но на этот раз в его голосе звучит явное одобрение. Он задумчиво шевелит пальцами правой руки, отчего кораблик на столе принимается судорожно нырять вверх-вниз, словно попав в неслабый шторм. К далекому отзвуку, гуляющему по комнате, примешиваются отчаянные крики людей и угрожающий треск.

– Не увлекайся! – грожу пальцем я.

– «И пришел к нему начальник корабля и сказал ему: что ты спишь? встань, воззови к Богу твоему; может быть, Бог вспомнит о нас и мы не погибнем» [5], – с глумливыми интонациями цитирует этот самодовольный засранец, явно вспомнив о мозаике над моим камином.

Не выдержав, я подхватываю корабль и несу на полку, ко всем прочим моделям.

У меня неплохая коллекция. Надо же чем-то развлекать себя между визитами клиентов? «Леди Ловибонд», «Х.Л. Ханли», «Бисмарк», «Фермопилы», «Большой Змей», «Резолюшн», «Баунти», «Курск», «Двенадцать апостолов», «Энтерпрайз», «Айова», «Лузитания», «Месть Королевы Анны», «Каллипсо» и еще десятки других. Помнится, один из клиентов, брутальный миллиардер, которого я окрестил «Мистер Бык», все упрашивал меня продать ему копию «Нагльфара». Когда мне это надоело, я предложил ему выбор: положить две купленные на аукционе «Кристис» монеты в свинью-копилку или заплатить ими за этот образчик кератинового судостроения, а потом суметь найти мой дом еще раз. Богач расхохотался и ушел, унося модель с собой. С тех пор я не видел Мистера Быка и не увижу больше никогда. Все-таки Белый Брат прав – кое-кто из моих клиентов и впрямь безмозглый зомби…

– Что там нового снаружи? – спрашиваю я своего гостя. Он кривится:

– А что там может быть нового? Все те же дохлые обитатели все того же дохлого мира. Паш убез выходных и праздников, и все равно не успеваю обслужить всех желающих. Как и все наши. Твой бизнес, чувак, скоро загнется, факт. Пока не поздно, перепрофилируй лавочку.

Он говорит это всякий раз, как приходит. И он абсолютно прав. Но все же я раз за разом качаю головой и отказываюсь. Отказываюсь, потому что кроме Мистера Быка и ему подобных завсегдатаев роскошных апартаментов Белого Брата, Добродетельных Сестричек и всех прочих моих конкурентов, есть и другие. Потому что я видел слезы на глазах Мистера Клерка. Одного из тех бесчисленных людей, которым я помог вспомнить и осознать. Перестать быть всего лишь тупым зомби. Укрепить связь с реальностью – тонкие ниточки, не дающие им окончательно сорваться в такой сладкий, манящий, беззаботный обман. А потом – разорвать замкнутый круг и уйти…

Проводив гостя, я бездумно курсирую взад-вперед по комнате, пытаясь шагать в такт доносящимся с кухни мерным звукам.

плещет, плещет, не смолкая ни на миг

Потом, неизвестно почему, открываю входную дверь.

За дверью – никого. Только влажный, затхлый воздух. Только тьма, которую не рассеять укрепленным над моей дверью фонарем. Только суетливое попискивание вездесущих крыс.

Крысы бегут прочь от моего дома, и никогда – по направлению к нему. Должно быть, в этом есть какой-то смысл.

Если вы пойдете вслед за ними, то рано или поздно окажетесь снаружи. Там, где хлещут, пенясь, мутные кислотные дожди, на время смывающие ядовитый пепел и кровавую ледяную крошку. На мертвой поверхности, населенной теми, кто отказывается, не хочет, боится верить: именно они сотворили это со своим домом. Почти все из них рано или поздно придут за утешением к Белому Брату и его снадобьям, или к Добродетельным Сестричкам (до сих пор не пойму, как такое могло уродиться у их мудрой матушки, ведь даже сущность тройняшек – вызов здравому смыслу) с их ржавыми секаторами, или к иным помощникам по разрывам с реальностью. И утешение будет даровано им. И Чпсьт фпх ИбнЬфпх – Mortis Saltatio – Totentanz – Danse macabre – Danza de la muerte – Dance of Death будет продолжаться.

Но если вы однажды поймете, что этот танец не для вас;

что вы – что-то большее, нежели безмозглый зомби;

что голос, зовущий вас прочь отсюда, еще все еще звучит, —

вы рано или поздно найдете на улице… или выиграете в карты… или получите в наследство… или купите… или раздобудете еще сотней возможных способов две скромные, неприглядные, потертые монеты из позеленевшей от времени меди.

Такой же, как табличка на моей двери.

«Что, черт возьми, означает это «ха» перед твоим именем, чувак?! – спросил меня однажды Белый Брат».

«Может, то, что я всегда не прочь посмеяться? – предположил я. – Ха, чувак! Или даже – ха-ха…»

Он удалился, грязно ругаясь сквозь зубы, и поэтому вряд ли расслышал окончание моей фразы.

«Куда важнее, что написано под моим именем».