Олег Кожин - Бестиариум. Дизельные мифы (сборник)

– Уйди от меня! – закричала она. – Убийца!

И как я не пытался ее уговорить, рассказать про приступ, про салат, про палец и томаты, она меня не слушала, продолжала визжать, называть меня убийцей и махать ножом.

Я понял, что это новый припадок. Я попытался отнять у нее нож и свалить на кушетку, а затем вызвать доктора Джексона. Он наверняка знает, что делать в таких случаях. Но Анна-Мария не подпускала меня к себе и чуть не разрубила мне руку, когда я хотел отобрать нож.

Тогда я отступил и, выставив ладонь вперед, сказал ей настолько хладнокровно, насколько мог:

– Успокойся, успокойся, я не подхожу к тебе и не трогаю тебя. Успокойся, успокойся, – Анна-Мария внимательно следила за каждым моим движением, готовая в любую минуту нанести удар. Я понял, что новый кулон ни при чем, и от этого мне стало еще страшнее – ведь я всё еще не знал причину этих странных событий и не знал, как поступить.

Неожиданно женщина прыгнула вперед и попыталась ткнуть меня ножом. Не знаю, почему. Должно быть, решила, что я всё равно на нее нападу рано или поздно. Я отпрыгнул за диван.

– Анна-Мария! Любимая моя!

Но она лишь зарычала в ответ. Я словно бы оказался в одной комнате с диким, обезумевшим зверем, но в то же время я понимал, что этот зверь – моя собственная жена. Любимая жена.

Я вбежал по лестнице на второй этаж, Анна-Мария бросилась за мной. Странное поведение для патологически испуганного существа – хотя, может, и наоборот, логичное. Я читал воспоминания людей, воевавших на фронте. Многие говорили, что ими двигал лишь страх, страх смерти.

Я спрятался за дверью в одной из гостевых спален и стал ждать – вдруг припадок пройдет сам собой. Ведь предыдущие, сонные, проходили сами. На всякий случай я достал кулон и раздавил его каблуком, хотя в этом и не было никакого смысла. Прошло несколько долгих минут, и вот я услышал свистящее дыхание прямо у себя под носом, с противоположной стороны тонкой двери. Анна-Мария, озираясь, вошла в комнату, выставив перед собой всё тот же кухонный нож со следами крови и томатов. Я решил напасть на нее сзади и отобрать оружие – всё становилось слишком опасным. Она себя не контролировала и могла кого-нибудь порезать.

Я наскочил и попытался удержать ее руки. Но она с нечеловеческой силой отбросила меня и сама прыгнула следом, целясь прямо в сердце. Я увернулся, а она как-то неловко врезалась в противоположную стену, обмякла и упала на пол. Я закричал:

– Анна-Мария! – и подскочил к ней. Я увидел свою дорогую жену с милым женственным лицом, но… но… но… Нож.

По платью Анны-Марии растекалось красное пятно. Каким-то непостижимым образом она напоролась на собственный нож. Я закричал и не помню, что еще делал, кажется, уговаривал ее не умирать, пытался как-то поднять и переложить, но всё было тщетно. Всё было тщетно. Она умерла.

Не помню, как я оказался в холле. Я был в мотоциклетной куртке, окровавленный нож я почему-то держал за пазухой. Подъехал лифт, я зашел и нажал какую-то кнопку. Лифтер куда-то делся – кажется, он должен тут быть. Я даже помню его – невысокий рыжий мальчишка из пригорода. Я всегда давал ему больше чаевых, чем следует, – и он всегда чрезмерно меня за это благодарил. Возможно, он просто приболел.

Лифт остановился, и двери открылись. Я оказался на последнем этаже. Передо мной стоял лорд Керрингтон в шерстяном пальто и цилиндре.

– Добрый вечер, милорд, – сказал я, хотя был совершенно не уверен в том, сколько времени.

Керрингтон, что-то буркнув, прошел в лифт и повернулся ко мне спиной. Лифт с шумом отправился вниз.

Я еще раз повторил про себя: «Керрингтон, что-то буркнув…»

Вспомнилась вчерашняя новостная передача. Было в ней что-то важное, касающееся непосредственно меня. Архиепископ? Нет, не архиепископ. Перекрытие дорог? Нет, не оно. Цивилизация йитов разыскивает своего нелегального мигранта… Стоп.

«Не забывайте, уважаемые радиослушатели, что йиты могут перемещать…» – вот оно! Перемещать! Свой! Разум!

Я вытащил из-за пазухи нож и крепко сжал его в руке. Это никакой не лорд Керрингтон! Старина Керрингтон никогда, никогда не забыл бы хорошие манеры, он бы поздоровался со мной ма-ши-наль-но!

Это проклятый йит! И бедняжка Анна-Мария его заподозрила. И он понял это. И он, тварь внеземная, заколдовал мою дорогую, мою любимую жену!

Я занес нож и приготовился к удару. Умри же ты, умри, тварь!

Внезапно Керрингтон повернулся, и я увидел красные глаза без зрачков, которые буквально буравили меня. Я попытался нанести удар, но руки не слушались. Светящиеся точки глаз приближались, и я вжался в пол. Они выжигали меня изнутри, эти красные глаза. Я не мог шевелиться, не мог убежать. Они выжигали меня изнутри…

Тонкая струйка дыма потянулась к вытяжке, чтобы выползти наружу и раствориться в бетонно-сером небе вместе с гудками автомобилей и жирным дымом фабрик. Джейсон стряхнул пепел с сигареты в заплеванную раковину, снова затянулся и выдохнул, глядя на тоненькую струйку дыма. В воздухе плавало позднее утро, разбавленное желтым светом лампы. Позднее утро, сдобренное по самое «не могу» сигаретным дымом, бессвязными мыслями и словом «хватит», что на самой высокой ноте.

Мысли, неповоротливые, как потравленные крысы, маялись в тяжелой от недосыпа голове. Нужно же было так набраться, чтобы не суметь даже заснуть, чтобы сидеть на крышке унитаза и думать, пока боль не сдавит затылок, а потом еще и еще, и еще немножко, самую капельку, которой так не хватает до полного безумия.

– Отлично, детектив, – хрипло сказал Джейсон сам себе, по старой привычке называя себя детективом. – У тебя нет жены, работы тоже нет – и кого в этом обвинить, кроме себя самого?

Он со злостью впечатал окурок в край раковины, там уже была добрая дюжина таких же следов, и бездумно потянулся к карману за следующей сигаретой. Отдернул руку.

– Черт.

В мутном зеркале отражение – чье-то небритое лицо, перекошенное то ли похмельем, то ли пьяными слезами. Руки, желтые от никотина, горечь во рту, горький туман у пыльной вытяжки. Вьется там змеей, никак не хочет убираться вон. Кажется, из вытяжки торчат рыжие тараканьи усы.

Потешаются, гадкие насекомые.

И серое утро заползает в ванную, отодвигая оборванную душевую занавеску.

– Черт, черт, черт, – бормотал Джейсон, силясь оторвать взгляд от лица в зеркале.

Тараканы из вентиляции насмешливо шевелили усами. Секунду он думал о том, чтобы раскроить себе голову о край раковины, но рассмотрел там темное пятно, потер пальцем. Пятно не стиралось.