Олег Кожин - Бестиариум. Дизельные мифы (сборник)

Парень нехотя кивнул, мол, верю. Первая девушка умоляюще погладила его ладошкой по руке.

– Петя, ну чего ты, товарищ сам предлагает помощь.

Тот как будто и не услышал девушку и снова обратился ко мне:

– И сколько возьмете?

Я развел руками:

– Недорого. Интересную беседу: кто вы, откуда, зачем? Знаете пословицу: «В дороге хороший попутчик стоит целого коня»?

Девушка захлопала в ладоши:

– Ой, я не слышала. Это, наверное, чеченская, да?

– Не знаю, – расхохотался я. – Только что придумалось… Кстати, а вы в курсе, что озеро в пограничной зоне? Пропуска у вас есть?

Парень похлопал рукой по оттопыренному карману спортивной куртки. Я показал ему большой палец, дескать, молодец, предусмотрительный, и сделал приглашающий жест – садитесь. Сумки («оборудование», – пояснил он, заметив мой заинтересованный взгляд) парень закинул в багажник, сам сел на заднее сиденье, вначале подсадив не отпускавшую его руку девушку. Другая, в пику парню, что злился на нее из-за меня, плюхнулась рядом со мной. Тонкая ткань юбки вспорхнула, обнажив стройные, в меру мускулистые ножки. Я с трудом отвел взгляд, нажал на педаль. Под мрачные взоры таксистов мы тронулись…

Поймав «зеленую волну» на светофорах, мы проскочили Грозный за полчаса и помчались по свежеасфальтированной трассе в Веденский район… Открытые окна не спасали от июльской жары. Косматый пылающий диск высоко в небе плевался раскаленными протуберанцами. Горячий воздух обжигал мою бледную кожу, больше привыкшую к хмари под названием «питерская погода».

Державший со мной дистанцию Петр и вторая девушка со стандартным именем (Лена? Ира? Света? – оно просочилось сквозь мою память, как пескарик через крупноячеистый невод) сдержанно и невнятно переговаривались сзади. Зато вторая девушка пыталась разболтать меня. Сразу протянула неожиданно узкую ладошку – у спортсменок они обычно как лопаты, – представилась Марианной.

– Экзотичное имя! – похвалил я и снова уставился на дорогу.

Несколько раз Марианна бросала на меня выжидательные взгляды, но я молчал, упорно вглядываясь в набегавшее шоссе, будто опасаясь увидеть на гладком асфальте какой-то подвох. Наконец она не выдержала.

– Вы же просили историю, да? А почему словно воды в рот набрали?

– Мужчины дважды не просят, – отшутился я. – Тем более – женщин.

Она слегка покраснела от двусмысленности шутки, однако быстро справилась со смущением, искренне засмеялась.

– Мы – дайверы. Ставим рекорды на всех глубоководных озерах мира. Байкал, Онега, Ладога, Иссык-Куль – это у нас. Танганьика, Большое Невольничье озеро… – принялась перечислять она, загибая зачем-то пальцы. – …за границей. Да! Мы и на Кавказе уже бывали. Голубое озеро возле Нальчика, знаете?

– Знаю, – кивнул я. – Но раз вы дайверы, то, значит, антропозооморфы?

– Конечно, – Марианна как будто обрадовалась вопросу. Она опустила высокий ворот своей куртки, слегка обнажив верх груди, и, повернув голову, я увидел, что кожа на ее теле отливает серебристо-алым. Именно она и просвечивала сквозь полупрозрачную ткань. Чешуйчатый покров поднимался откуда-то снизу и выглядывал наружу в области шеи, скрывая, насколько мне известно, жаберные щели.

– Разве обычный человек может выдержать давление на глубине? Или не дышать часами? – с гордостью добавила она.

Глубоководы – метисы, дети людей и глубоководных. В СССР они редкость среди антропозооморфов, чаще их можно встретить на побережьях Атлантического или Тихого океанов, но мне самому не раз приходилось с ними сталкиваться. В Питере на Большой Морской они для себя целый клуб открыли, и я туда пару раз захаживал, пока они «несвоим» вход не перекрыли, получив в итоге прозвище «сектантов». Однако, чтобы не разочаровывать девушку, я скорчил пораженную гримасу. Мое вытянутое лицо ее вполне удовлетворило, она довольно хмыкнула и вновь подняла воротник.

– А вы так и не назвали свое имя. Вы местный, да? Не похожи.

– Зовут Адам, с ударением на первый слог. Родился здесь, потом уехал. Живу и работаю в Питере. Аспирант, пишу кандидатскую диссертацию.

– О-о… А о чем ваша диссертация?

Я слегка замялся – а стоит ли говорить? Хотя почему нет?..

– Не поверите. О глубоководных…

– Ой! – Девушка пару секунд смотрела на меня округлившимися глазами, затем отвернулась к окну и надолго замолчала, словно прикусив язык.

– Что-то случилось? – наконец поинтересовался я, не дождавшись продолжения.

Она мотнула головой, кончиками собранных в хвост волос задев меня по лицу.

– Нет-нет, – быстро произнесла она, причем дважды. Для обычного отрицания хватило бы и одного «нет». Обиделась, дурочка. Решила, что я ними из-за диссертации, а не из-за ее красивых ножек… Не желая терять наметившийся было контакт, я не стал давить на нее. Рано или поздно она заговорит первой.

Тем временем мы проскочили многолюдное Шали, и дорога круто пошла на подъем. Под колесами мелькнул мост над узкой пенистой речушкой, на горизонте пошли волнами черно-зеленые, густо покрытые лесом горы. Здесь заканчивались равнинные районы. И это чувствовалось. Посвежел даже воздух.

Мои пассажиры как-то подобрались. Петр тревожно смотрел в окно, на крутые склоны ущелья, по дну которого катил наш дизель. От парня исходил резкий запах страха. Удивительно, но девушки боялись гораздо меньше него.

– Кажется, будто кто-то следит за мной, – прервав молчание, пожаловалась Марианна, слегка поеживаясь.

Не отрывая взгляд от дороги, я кивнул.

– Здесь места для засады очень удобные. За каждым поворотом может притаиться абрек.

– Какая дикость, в конце двадцатого века и разбойники, откуда они берутся? – с визгливой ноткой в голосе вдруг выдала Света-Лена-Ира. Истерит не от испуга, подумал я, искренне возмущена.

– Абрек не просто человек. Он – социальная функция. Когда государство не справляется со своими обязанностями, появляются вот такие мстители. Следствие и суд в одном лице. Как олицетворение социальной справедливости. Как неизбежная общественная флуктуация… – попытался объяснить я.

– Человек субъективен и потому всегда будет несправедлив, – отмахнулась девушка. – Но всегда можно воззвать к высшей справедливости!

Я покачал головой:

– Если вы говорите про божественную справедливость, то это слишком отдаленная перспектива. Человек всегда хочет здесь и сейчас. Ад как наказание или рай как поощрение его тоже устраивают. Но только после воздаяния в этой жизни…

Света-Лена-Ира прервала меня с улыбкой превосходства:

– Я говорю о другой справедливости. О справедливости Древних. Мы, глубоководы, потомки одного из них, и всегда можем воззвать к Нему и попросить справедливости и для себя, и для других.