Олег Кожин - Бестиариум. Дизельные мифы (сборник)

– Да я-то понимаю, но… – начал было Кноблок, но тут же замолчал, глядя куда-то за спину Александрову. Режиссер резко обернулся – так и есть, к ним шла Любовь.

– Ты опоздал, – решительно произнесла она, подойдя. Кноблок тут же куда-то испарился, на случай семейной ссоры.

– Прости, Люба, – сказал Григорий Васильевич виновато. – Вызвали в Смольный, сама понимаешь, я никак не мог… Вылетел на полдня позже. Тут всё равно еще ничего не готово.

– Однако я должна тут сидеть без дела и ждать! – Орлова сверкнула глазами и сердито принялась рыться в сумочке. Нашла пачку американских сигарет с верблюдом на желтоватой пачке, закурила, надув губы.

– Люба, – укоризненно произнес режиссер. – Это же Жданов. Я должен был проигнорировать встречу?

– Послушай, ты прекрасно знаешь, что Жданов – это уже совсем не тот Жданов. Эти ваши съезды, депутаты, аплодисменты, парады – всё осталось в прошлом, всё превратилось в пыль! Григорий, разве ты этого не видишь?! Сталин – Сталин!!! – вынужден советоваться с каким-то отвратительным кальмаром, чтобы…

– Тихо! – крикнул Григорий Васильевич так, что на него оглянулись рабочие-декораторы и возившийся с камерой оператор Петров. – Тихо… – сказал он уже спокойнее. – Ты же знаешь, что бывает за распространение. Да, они пришли. Однако НКВД, а теперь еще и НКГБ исправно работают. И что-то я не видел, чтобы они так уж часто вмешивались в их дела.

Он взял жену за руку, желая сказать что-то еще, объяснить ей, что так вести себя не следует, что всё вокруг, возможно, уже изменилось, но еще не стало окончательно другим. Орлова вывернулась и спросила:

– Мы сегодня начнем снимать?

– Непременно, – пообещал Александров. – Можешь гримироваться, Борис расставит декорации так, как ему нужно, и станем работать. Он как-то по-особенному хочет снять катушки.

– Меня интересуют совсем не катушки, – холодно сказала Орлова и ушла.

Не успел Григорий Васильевич переговорить с оператором, как его принялись донимать авторы песен к фильму. Вернее, донимал в основном один – Анатолий Д’Актиль, написавший знаменитый «Марш конников Буденного». Второй, Миша Вольпин, помалкивал. Он уже отсидел свое в заполярном лагере за то, что вместе с Эрдманом и Массом сочинял антисоветские басни, и теперь предпочитал не соваться с рацпредложениями, а делать, что скажут.

Впрочем, его это не касалось нисколько, ибо речь шла о главной песне, помпезно именовавшейся «Маршем энтузиастов». Текст к ней придумывал Д’Актиль.

– Мне не нравятся слова, – он сунул под нос Александрову листок с напечатанным текстом.

Григорий Васильевич прочел куплет, который давно уже знал наизусть.

– Что вам не нравится, Анатолий Адольфович?

– Здесь нет ничего о… ну, вы понимаете.

– Нас никто не обязывал и даже не просил, – сухо заметил режиссер.

– И тем не менее. Не мне вам рассказывать, что стало с Кумачом.

Александров поморщился. Лебедев-Кумач сгинул еще в тридцать девятом вместе с домом, в котором жил. Тогда же исчезла примерно треть улицы Горького и Центральный телеграф, которые чем-то не понравились одному из…

– Ваше идолопоклонство порой доходит до абсурда, – Григорий Васильевич бесцеремонно оттолкнул песенника. – У цензуры нет вопросов? Так не выдумывайте их сами себе на ровном месте. Видит бог, у меня достаточно других хлопот.

Бог, к сожалению, этого не увидел, и буквально через час хлопот у Александрова добавилось. Он сидел и пил чай с сушками, когда подбежал звукорежиссер Тимарцев и торопливо, негромко сообщил:

– Там к вам из НКГБ приехали… Старший майор со свитой.

Григорий Васильевич привстал, поставил тяжелый подстаканник на стол.

– Какой из себя?

– Высокий, костлявый, в кругленьких очках. Лысый, уши, как у нетопыря… Я его, кажется, где-то уже видел.

– Еще бы ты его не видел…

Александров быстро, одним большим глотком, допил чай и застегнул пиджак. Похоже, к ним пожаловал сам Семен Семенович Дукельский, председатель Комитета по делам кинематографии при СНК СССР. Человек жесткий, странный и непредсказуемый. Сменивший систему процентных отчислений от проката фильмов, получаемых творческими работниками, на твердые ставки. Почти не разбиравшийся в кино.

– Я пошел, – непонятно зачем прокомментировал очевидное Григорий Васильевич и услышал, как звукорежиссер тихонько сказал вслед:

– Ни пуха.

Дукельский стоял в цеху и с интересом разглядывал станки, декорации и светоустановки. Рядом мельтешил Д’Актиль с видом «Чего-изволите-с», но предкомитета на него внимания не обращал. Также поодаль маялись два молодых лейтенанта госбезопасности, один с черным кожаным портфелем в руках.

– А-а, товарищ Александров! – обрадованно воскликнул Дукельский, завидев режиссера, и быстро зашагал навстречу. Сунув вперед узкую горячую ладонь, он спросил:

– Уже снимаете?

– Нет, я только что из Ленинграда, был у товарища Жданова. Говорили о съемках документального фильма о Ленсовете…

– Что-то вроде вашего «Доклада товарища Сталина о проекте Конституции СССР на Чрезвычайном VIII съезде Советов»?

– Я пока не знаю. Мы, так сказать, обсудили общие моменты.

Только теперь Дукельский разжал руку, поправил очки и сказал:

– Хорошо. Я хотел поговорить с вами о весьма… хм-м… необычной вещи, товарищ Александров. К вам на съемки изъявил желание прибыть представитель… ну, вы понимаете, о чем я.

Дукельский внимательно посмотрел на режиссера своими круглыми глазами, такими же круглыми, как его очки. Как же он смахивает на местечкового провизора, подумал Григорий Васильевич… Если вдруг придется снимать кино из еврейской жизни, надо его пригласить. Хотя какое, к черту, кино из еврейской жизни и тем более приглашение… Отогнав дурные мысли, режиссер еще пару секунд помолчал и осторожно спросил:

– Разве у них есть интерес к нашему кинематографу?

– Никто не знает, товарищ Александров, к чему у них вообще есть интерес, – предкомитета при СНК выглядел крайне серьезным. Ну да, ну да, подумал режиссер, не шутить же он сюда прикатил. – Нам докладывают из Америки, там внимание еще более пристальное. Форд, Виктор Флеминг, который эти… «Летящие по ветру»? Кинг Видор, Капра, Дисней…

– Они что, смотрят фильмы?!

– Нет, – Дукельский вздохнул. – Они участвуют в производстве.

– Зачем?! – опешил Александров.

Режиссер вспомнил летящий рядом с огромным К-7 нелепый ком, за которым тащились шупальца. Нет, конечно, он видел фотографии и кинохронику. Не все они такие. Некоторые даже слегка человекоподобны, другие – такие, в сравнении с которыми в какой-то степени человекоподобен даже этот летающий ужас… Но зачем им кино?!