Даррен Шэн - Марш мертвецов

Я моментально насторожился:

— Нет.

— Можно тогда я буду твоей подружкой? — обрадовалась она.

— Ни в коем разе!

Девочка обиделась:

— Почему? Я что, слишком старая?

— Слишком?.. — Я рассмеялся. — Барышня, я не знаю, каких фильмов вы насмотрелись, но до старости тебе далеко. Ты еще маленькая. Очень, очень маленькая.

Она надулась:

— Мужчины совсем испортились. Всем подавай богатых старушек, чтобы тянуть из них деньги. Ты любитель приударить за бабушками, спорим? На тех, кто младше семидесяти, даже не взглянешь — мало ли, вдруг успеет сама растратить свои денежки, нет чтобы умереть поскорее и оставить тебе состояние. Да?

Я, расхохотавшись, покачал головой.

— Меня, кстати, зовут Капак Райми. А тебя?

— Кончита Кубекик, — небрежно обронила она. — Мисс Кончита Кубекик. Рада познакомиться.

— Взаимно.

Мы досмотрели фильм, смеясь и подпевая. Подействовало лучше обезболивающего, голова прошла еще до того, как перестал дождь и закончились песни.

Я щелкнул пультом, выключая телевизор, и кашлянул.

— Кажется, тебе пора… — начал я, но девчушка оборвала меня, нетерпеливо крутанув кистью руки.

Подбежав к телефону, девочка набрала обслуживание номеров и, понизив голос, пробасила:

— Сэндвич с яйцом и саламандрой в восемьсот шестьдесят третий, пожалуйста.

А потом передала трубку мне, выжидающе вскинув брови.

— И гусиный салат с табаком, — добавил я первое, что в голову пришло, повесил трубку, и мы расхохотались над хулиганской шуткой.

— А кто там, в восемьсот шестьдесят третьем? — спросил я.

— Грязный старикашка. Я к нему забрела пару недель назад, он валялся на кровати голый, со стопкой похабных журналов. Увидел меня — и давай скалить зубы и размахивать своим членом. Грязный извращенец. Очень хотелось подскочить и двинуть ему по яйцам, но я испугалась, что вдруг он меня поймает и…

Несмотря на молодость и невинность, девочка вовсе не казалась наивной глупышкой. Видно было, что ей знакома оборотная сторона жизни. Мудра не по годам.

— Давно ты здесь? — спросил я.

— Пару часов, — схитрила она.

— Ха-ха. Не притворяйся, ты все поняла. Давно ты живешь в «Скайлайте»?

— Вечность минус пару месяцев. Угадай, сколько мне лет.

— Не знаю.

— Я и говорю: угадай!

— Тринадцать?

— Не-а.

— Четырнадцать?

— Мимо.

— Пятнадцать? — Последняя попытка.

— Пятьдесят восемь! — выкрикнула она чуть ли не навзрыд.

— Хорошо сохранилась, — подыграл я.

— Принимаю молодильные ванны, — сообщила она тоном строжайшей секретности. — Волшебную воду доставляют из Египта. Она помогает мне сохранить молодость, красоту и девственность навеки. — Гостья кокетливо вздернула бровь. — Хотя последнее не обязательно хранить вечно. Идеальный мужчина в идеальном месте в идеальное время…

— Осторожно, — предостерег я. — Такие игры до добра не доведут. Откуда ты знаешь, вдруг я извращенец похуже того старикашки?

— Нет, ты не такой. Извращенцы не смотрят мюзиклы.

Я не стал развивать тему. Когда-нибудь она сама поймет, что внешность бывает обманчива.

— Может, тогда поиграем в другие игры? Какие ты знаешь? — спросила она.

— Шахматы?

He припомню, чтобы я когда-нибудь играл, но при слове «шахматы» перед глазами возникла сцена, где я расположился с клетчатой доской у жаркого огня, а та женщина сидит напротив и со смехом берет слоном моего ферзя, не догадываясь, что это ловушка и через два хода я поставлю ей мат. Как такое…

— Шахматы! Фу-у! Нет, спасибо. — Кончита брезгливо зажала пальчиками нос, показывая, что это предложение ее не вдохновляет, и мысленная картинка пропала. — Шахматы — это фу! Лучше в «змеи и лестницы» или в «твистер» — что-нибудь веселое. У тебя они есть?

— Нет, но имеется колода карт. Можно поиграть в «дурака».

— Да! — Она в восторге захлопала руками в перчатках. — В «дурака» я классно играю. Я просто чемпионка!

И не соврала. В первых раундах я ей поддался, как принято у взрослых, садящихся играть с детьми, но когда решил, что надо уже отыгрываться, — не смог. Она все просчитывала на раз, обладая к тому же зорким глазом и молниеносной реакцией.

— Ску-учно! — Она подавила зевок, выиграв не помню какой по счету раунд. — Ты безнадежен. Еще какие-нибудь игры знаешь?

— Покер?

— Нет, в покер я не умею. Раньше умела, но там так все серьезно, а Ферди злился, когда я выигрывала и забирала у него деньги. Тогда я решила больше не играть и заставила себя разучиться. Я, правда, умею играть в стрип-покер… но это будет нечестно. Я в нем профи, поэтому не проиграю, а раздевать тебя догола в твоем же номере, разбить на твоем же поле — это будет унизительно.

— И потом, — заметил я, — у тебя фора, так тоже нечестно.

— Какая фора?

— Сто одежек, как у капусты. Чего ты так кутаешься? Мерзнешь? Боишься заразы? Или…

Я осекся. С ее лица пропала улыбка, и весь гонор куда-то улетучился. Девочка превратилась в испуганного воробышка, готового отскочить и улететь в любую секунду Я нечаянно царапнул по самому больному. Какое-то время она молчала, прикидывая, остаться или сбежать, но в конце концов дрожащим от слез голоском спросила:

— Капак, тебе можно доверять?

— Конечно.

— Я серьезно. Если я открою тебе свою самую большую тайну, ты меня не выдашь? Я никому никогда не показывала, только врачам. Они сказали, что нужно открыться друзьям, только у меня не было друзей. Таких. Я тебя знаю всего пару часов, но чувствую, что ты не предашь. Почему-то чувствую. Обещаешь никому никогда не говорить, если я тебе покажу?

Я опустился перед девочкой на колени:

— Даю слово, Кончита. Буду хранить твою тайну, в чем бы она ни заключалась. Честное индейское!

Она вздохнула поглубже, повертела головой, окидывая комнату взглядом, и осторожно стянула с одной руки длинную белую перчатку. Показалась морщинистая кожа в коричневых пятнах. Скрюченные артритом пальцы. Старческая рука. Теперь понятно, почему девочка так куталась и почему казалась такой умудренной. Болезнь. Я о такой читал в журнале. Названия не помню, но суть в том, что организм человека преждевременно стареет. Там еще была картинка — мальчик, весь сморщенный, в десять лет превратившийся в старичка; школьник, запертый в теле засушенного карлика. Болезнь пощадила лицо Кончиты — хотя бы, — но вот остальное…

— И так везде? — осторожно уточнил я.

Она медленно кивнула:

— Везде. С головы до ног. Кроме… — У нее дрогнул голос. — Кроме… — Глаза наполнились слезами, ее трясло. — Кроме лица! — взвизгнула она и забилась на полу в рыданиях.

Я стоял рядом, не зная, что делать: обнять и утешить, или помолчать, или еще что. В конце концов я нагнулся, взял ее голую руку, поднял к губам и поцеловал.