Рэйчел Кейн - Горькая кровь

— Ты не думаешь, что она знает что-то о заговоре с целью навредить Майклу и Еве, не так ли? То, как она сказала, что там…

— Я не знаю, — сказал Шейн. — Я не думаю, что она бы скрыла это, она бы очень хотела подразнить нас этим, но она отказалась. Она хочет, я думаю. Не так, как если бы она хотела, чтобы Майкл умер. У нее всегда что-то немного было к нему.

— И у тебя, — сказала Клэр и толкнула его локтем. — Больше, чем немного.

— Тьфу. Пожалуйста, не говори это, иначе я потеряю волю к жизни.

— Я люблю тебя, — это вышло спонтанно, и она почувствовала небольшой прилив адреналина, потом небольшой всплеск страха, наступающий на пятки. Не было никаких причин, чтобы сказать это сейчас, идя по улице, но это просто казалось… правильным. Она немного боялась, что Шейн подумал бы, что это было цепким или поддельным, но посмотрев на него, она увидела, что он улыбается легкой, расслабленной улыбкой, простой и счастливой.

Такая улыбка не была тем, что она видела очень часто, и это заставляло чувствовать себя великолепно.

— Я тоже люблю тебя, — сказал он, и это чувствовалось как какой-то этап для нее, когда они чувствовали себя настолько легко друг с другом, чтобы просто говорить это всякий раз, когда они хотели, не чувствуя при этом неловкость или страх.

Мы взрослеем, подумала она. Мы взрослеем вместе.

Он обнял ее, и они шли близко друг к другу всю дорогу домой. Свет заходящего солнца был зловеще-красным и золотым, разливаясь по огромному открытому небу, и это было красивее всего, что Клэр когда-либо видела в Морганвилле.

Спокойствие.

Однако, это было в последний раз.

Амелия

Я не знала ни одного, вампира или человека, кто мог бы сбить Мирнина с пути уезда из города, раз уж он так решил, был ли он безумным, маниакальным, разрушительным или же просто целеустремленным. Поэтому когда охранники сообщили мне, что он отказался остановиться на посту в коридоре у моего офиса, я не стала требовать, чтобы они попытались задержать его. Это, возможно, подействовало бы в течение нескольких минут, часов, дней, но Мирнин не забыл бы. Он просто начал бы все заново и рано или поздно добился бы успеха.

Я нажала кнопку на телефоне — неуклюжее и обычное устройство на мой взгляд, ничего привлекательного — и сообщила моему помощнику, что после его прихода она не должна стоять на его пути. Бедняжка, она получила достаточно жестокого обращения в последнее время от людей, а также от вампиров.

Только я смогу справиться с любой мерой успеха Мирнина.

Он ворвался в мою дверь с силой тропического шторма, да и буйство красок на его лице напомнило мне, что… так много оттенков, и ни один из них не дополняют друг друга. Меня не волновал каталог всех нарушений, но он начинался с пиджака, который он выбрал. У меня не было названия для этого конкретного оттенка оранжевого, кроме "неудачный".

— Это моя последняя попытка что-то сделать, чтобы ты увидела смысл, — сказал он. Кричал на самом деле. — Будь ты проклята, как долго мы работали, сколь многим мы жертвовали? Чтобы посмотреть, как ты бросаешь все это ради него…

Я уже решила задолго до его величественного прихода, каким будет мой первый шаг, и, не делая лишних движений, я ударила его прямо по лицу. Такая сила могла бы свалить крепкого смертного; это, конечно, притормозило Мирнина, оставив красный след от удара с вырисовывающимся розовым силуэтом моих пальцев.

Он моргнул.

— Можешь приберечь свои хорошо отрепетированные слова, — сказала я. — Я не услышу ни одного из них. Это опрометчивое вторжение подходит к концу.

— Амелия, мы были друзьями…

— Не смей говорить мне, как много лет. Я могу считать так же, как и ты, а в те дни, когда ты был сумасшедшим, даже лучше, — огрызнулась я. — Сядь.

Он выглядел странно внимательным. Я ходила. Я делала это чаще, чем обычно входило у меня в привычку, поэтому свела это на раздраженные нервы. Морганвилль в последнее время казался невыносимым, как сломанная игрушка, которая никогда не починится независимо от того, сколько времени и любви я затрачу на ремонт.

Мирнин сказал:

— Теперь ты даже двигаешься как он.

— Молчать! — я повернулась к нему, зарычав, и знала, что мои глаза полностью заполнились малиновым.

— Нет, — сказал он с жутким спокойствием. Мирнин делал много разных вещей, но он редко был спокойным, и в моменты, когда это происходило, пора было начинать волноваться. — Есть кое-какие люди, которые могут сказать, что это отличная партия для тебя, что ты нуждалась в сильной правой руке, чтобы успокоить страхи вампиров и подчинить человеческое население. Я не тот. Сэм подходил тебе, Амелия. Благодаря ему ты больше чувствовала себя частью мира, которым правила. Оливер никогда не станет этого делать. Он не чувствует ответственности за тех, кого он уничтожает, и…

— Произнесешь его имя еще раз, и мы закончим, — перебила я. Это я и имела ввиду, и этим сочился каждый слог, что я сказала.

Мирнин еще мгновение сидел, глядя мне в глаза, а затем кивнул.

— Тогда мы действительно закончили, — сказал он. — Я просто должен был удостовериться, что ты будешь за пределами моих надежд и помощи. Но если он полностью опутал тебя, то будет делать так, как пожелает. Как это больно.

— Ты думаешь, я такая… такая глупая? До такой степени слаба, что позволила бы какому-то человеку…

— Не просто человеку, — сказал Мирнин. — Однажды он переманил целую нацию, чтобы убить своего короля. Он убеждает. Он оказывает влияние. Возможно, он даже не собирался этого делать, но такова его природа. И пока еще ты более влиятельна, чем он, безусловно, но пока ты ему доверяешь, сложно сказать, что он сможет совершить через тебя.

Его слова оставили холод внутри меня, холод, который я не чувствовала с того момента, как признала необходимость отношений с Оливером, его верности, его внимания. Я была одна так долго, деда Майкла — Сэма Гласса я любила, но, за исключением нескольких драгоценных моментов, всегда осторожно, издалека. Оливер пришел ко мне, как буря, и эта ярость была… очищением.

Но действительно ли Мирнин был прав? Могла ли я быть жертвой, как и многие другие, смертельного очарования Оливера? Было ли то, что я здесь делаю, правильным или просто удобным для его стремлений?

Я медленно села в кресло напротив самого старого в моей жизни друга, единственного, кому — в конце концов — я доверяю больше, чем любому до сих пор ходящему по земле, и сказала:

— Я знаю свой собственный ум, Мирнин. Я Амелия. Я Основатель Морганвилля, и все, что я делаю здесь, я делаю для всеобщего блага. Ты можешь доверять этому. Ты должен.

В его глазах была грусть, которую я не могла понять, хотя кто когда-либо мог понять Мирнина полностью? Я не могла этого утверждать, не могла и Клэр, девушка, которой он доверял так сильно. А потом он встал и с легкостью, полученной за тысячи лет опыта, сделал изящный, древний поклон, взял мою руку в свою и поцеловал с величайшей любовью и уважением.