Андрей Цепляев - КРАУЛЕР

Углубившись в трещину, он победоносно вытянул ногу, коснувшись подошвой пола. Внезапно торжествующий смех сменился недовольным мычанием. Просочившись на половину, Василий вдруг почувствовал, что дальше дело не пойдет. Из расщелины торчала только бритая голова, левая рука и правая нога. Василий злобно шипел и извивался, словно змея пережатая колесом машины. Он дергался и толкался, помогая себе всем телом, отчего еще крепче застревал.

Наблюдая за нелепой сценой, Дима рассмеялся. Наступил тот самый момент, та сладостная минута избавления, когда человек получает шанс сполна отплатить за все лишения. Желанная отдушина, в которой по счастливой случайности застрял Василий, внезапно открылась ему, и Дима не преминул ею воспользоваться:

– Значит, Бога нет? – переспросил он, осветив искаженное гримасой злобы лицо. – Скоро тебе самому придется это ему объяснять, и друзей твоих там не будет, чтобы права качать. Посмотрим, что правильный пацан вроде тебя скажет. – Дима передразнил угрожающий бас верзилы: – Я резал людей, чтобы сохранить чистоту нации, вот и все мои аргументы, всевышний.

– А-а-а, убью! – вопил Василий, порываясь залезть обратно.

В ответ Дима назидательно приложил палец к устам, указав на пыльный кафель, где отпечатались следы рабочих ботинок. Вереницы следов вели в оба конца. Очевидно, что убийца часто пользовался этим выходом.

– Я бы на твоем месте вел себя тише. Может быть, он уже у тебя за спиной, поэтому я буду краток. – Дима встал напротив извивающейся фигуры так, чтобы ни рука, ни нога его не коснулась. – Я человек отходчивый, поэтому не стану тебя бить, пользуясь твоим положением. Мы сейчас пойдем по домам, так что тебе придется коротать здесь ночь одному. Жаль, но все хорошее когда-нибудь заканчивается. В данном случае подразумевается твоя жизнь. Приятно было познакомиться.

– Доброй ночи, – поддержал Костя.

Василий в отчаяние заревел. Из отверзнувшейся пасти на подбородок выползли потоки белой пены. Дикая физиономия верзилы, окровавленная, грязная и просто страшная, непрерывно упражнялась в мимике, хищно щелкая зубами в сторону обидчиков. Василий дрожал так, словно через него пропускали тысячи вольт, а Дима все улыбался, распаляя невиданных размеров ненависть. Ненависть одного человека по отношению к другому, чью природу невозможно описать всеми трудами ведущих психологов и философов вместе взятых. Ненависть, чей яд растворял даже любовь и непобедимую смерть. Вся эта ненависть теперь клокотала здесь, глубоко под землей, заставляя камни мелко дрожать.

– Еще я хотел поблагодарить тебя за то, что ты согласился стать живой затычкой, спасая нас от дальнейшего преследования. – Дима добротно похлопал Василия по плечу, попутно увернувшись от корявой руки. – Прощай, БОСС. Ты был вволю опущен сокамерниками по пещере. Теперь тебе предстоит последняя встреча с ее надзирателем. Удачи.

Дима одобрительно кивнул, еще раз похлопав его по плечу, и вместе с Костей зашагал прочь, не обращая внимания на безумные крики. Его слегка напугала такая ярость, но им от нее все равно хуже не будет. Василий крепко застрял.

– Удачи, – помахал на прощание Костя.

– Слушай, Васек, – бросил Дима не оборачиваясь, – если выберешься, не держи зла. Обещаю, я подарю тебе на день рождения поваренную книгу. Она называется «Еврейская кухня».

Вместо того чтобы снова закричать, верзила стал часто дышать. Сосредоточившись, он вмялся в узкую щель. Сдирая кожу с пухлых щек и шеи, вперившись боками в острые камни, он стал ерзать из стороны в сторону, пропихивая внутрь один за другим участки своего тела. Сознание и чувства, делавшие его человеком на протяжении двадцати трех лет, соединились в тонкую линию, лопнувшую в порыве клокочущей ярости. Интеллект, некогда игравший доминантную роль, был сведен к примитивным повадкам бабуина, взбешенного крепостью найденного кокоса.

Кровь вытекала из разорванных артерий. Раздался хруст ребер, треск одежды, шипение сползающей кожи, а он все лез и лез, делая это упорно, бездумно, почти механически. Как гиена, с оптимизмом грызущая собственную ногу, угодившую в капкан, так и Василий шел на смерть, ради кратковременного торжества крови. Добрая прощальная улыбочка Кости, первого из лохов посмевшего его оскорбить, да что там оскорбить, ударить ножом, сводила с ума. Последняя выходка убила в нем все человеческое, расщепив сознание в кислоте сверхъестественной ненависти от которой трещали стены пещеры. Все унижения Димы, все ухищрения долбанутых родителей, нахлобучивших на него костюм Губки Боба, весь стеб персонала авторемонтной мастерской, из которой его уволили за чрезмерное злоупотребление тормозной жидкостью, – все разносы вместе взятые, не могли сравниться с тем, что посмел сказать этот паренек. Сейчас Василий как никогда готов был убивать. Удача потребуется Костику. Он настигнет вонючего гомика и разобьет его проклятую голову о проклятые камни. Он убьет их обоих, даже ценой собственной жизни.

Ярость принесла плоды, и мир вокруг начал преображаться, но первый раз в жизни Василию не было до этого дела. Глядя, как к лестнице движутся два желтых квадрата, верзила победоносно зарычал. В голове заиграла знакомая мелодия, и оптимистичный до идиотизма голос запел:

– Губка Боб! – не своим голосом завопил Василий. – Шоу начинается!

Дима и Костя одновременно оглянулись. Они не поняли, что тот сказал, но им это не понравилось. Чтобы крепко застрявший толстяк без чьей-либо помощи выбрался на волю – такое казалось просто немыслимым. Невозможно вообразить, какую боль в эту минуту он испытывал. Василий прорывался и вылезал часть за частью, покидая расщелину, оставляя в ней кусочки самого себя. Складывалось впечатление, что в пещере у него за спиной раздувался огромный понтон, равномерно теснивший его наружу. Минуту верзила вообще перестал издавать привычные звуки. Теряя разум от боли, ухая и улюлюкая, то плача, то разражаясь диким смехом, он превратился в киборга, эдакого терминатора подземелий не чувствовавшего ни боли, ни жалости, ни страха на пути к заданной цели.

Окровавленные пальцы левой руки сжатые до предела одновременно хрустнули. Пожирая собственные губы, чмокая и плюясь красной пеной, Василий упрямо лез навстречу свободе. Больше стены не могли его удерживать. Камни по бокам затрещали, подчиняясь чудовищному импульсу налившихся густой кровью глаз. После глубокого хруста в районе лопатки Василий целиком вывалился наружу. Десятки надломанных костей, свисающая кожа и хлещущая из шеи кровь не помешали ему сразу вскочить на ноги. Дикий взгляд красных как у вампира глаз обратился в сторону двери.