Ричард Матесон - Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории

По прошествии двух дней Бьюсоны творили, вытаращив глаза, сжав побелевшие губы и скрежеща зубами. По прошествии четырех дней их тела сильно продвинулись в процессе окаменения, а мозги начали костенеть. К концу недели, после многочисленных потрясений, они сидели или стояли, молча трясясь в ожидании новых бесчинств и мечтая о жестоком детоубийстве.

Конец настал.

Однажды вечером они сидели в столовой за успокаивающей внутренности сельтерской. Обоих можно было принять за работы умелого таксидермиста, а их налитые кровью глаза походили на две пары стеклянных шариков.

— Что будем делать? — безвольно пробормотал Рутлен.

Голова Афины замоталась из стороны в сторону в отрицательном жесте.

— Я думала, кукла… — начала она и тут же иссякла.

— Кукла ничем не помогла, — жалобно произнес Рутлен. — Мы оказались ровно там, откуда начали. Да еще и беднее на тысячу семьдесят пять монет, раз ты говоришь, что вернуть куклу нельзя.

— Нельзя, — подтвердила Афина, — Она…

На середине фразы ее прервал шум.

Звук был влажный, чавкающий, как будто кто-то швыряет в стену комья грязи. Грязи или же…

— Нет! — Афина подняла полные страдания глаза. — О нет.

Ее туфли зацокали синкопой бешеному стуку сердца. Муж двинулся за ней на негнущихся ногах, губы в предчувствии беды задергались.

— Моя статуя! — закричала Афина, мраморно застыв в дверях студии. От душераздирающего зрелища лицо ее посерело.

Гарднер с куклой играли в «Попади в розочку на обоях», используя в качестве снарядов комки глины, вырванные из незавершенной скульптуры.

Убитые ужасом, Афина и Рутлен безмолвно стояли, глядя на куклу, у которой под металлическим черепом образовались новые синаптические связи и к умению плясать джигу, лазать по деревьям и рыгать добавился навык метать глину.

И вдруг все стало ясно: свалившийся горшок с растением, разбитые вазы, банки из высоких шкафов — в таких делах Гарднеру было не обойтись без помощника!

Рутлен Бьюсон представил себе мрачное будущее, мрачное будущее в квадрате, все муки гиньоля [23] Гиньоль — наименование пьес и отдельных сценических приемов, основанных на изображении различных преступлений, злодейств, избиений, пыток и т. п. (Прим. ред.) , какие способен выдумать Гарднер, но возведенные в степень с помощью куклы.

— Убери это железное чудовище из дома, — еле слышно произнес Рутлен цементными губами.

— Но его не возьмут назад! — истерически закричала она.

— Тогда я пошел за консервным ножом! — выдохнул поэт, удаляясь на окоченевших ногах.

— Кукла же не виновата! — закричала Афина, — Какой смысл ее ломать? Это ведь Гарднер. Он тот кошмар, который мы сотворили вместе!

Глаза поэта быстро моргали, пока он переводил взгляд с куклы на сына и обратно, постигая заключенную в ее словах неприятную истину. Это был их сын. Кукла только повторяла, кукла не делала ничего, кроме того…

…кроме того, что была создана делать.

А именно: быть ведомой, обучаться, повторять за кем-то, — и когда эта мысль снизошла на него, мир воцарился в доме Бьюсонов.

Начиная с того дня их Гарднер — снова одинокий — стал образцом хороших манер, и дом превратился в святилище благостного созидания.

Все было идеально.

И лишь через двадцать лет, когда Гарднер Бьюсон поступил в колледж и повздорил там с каким-то дерганым второкурсником, лишившись в ходе потасовки тринадцати прокладок и генератора, наружу выплыла неприглядная правда.

Вечером накануне испытания Лэс помогал отцу готовиться в столовой. Джим и Томми спали наверху, а Терри что-то шила в гостиной. Лицо ее было лишено всякого выражения, игла, пронзая ткань и протягивая нить, двигалась в стремительном ритме.

Том Паркер сидел очень прямо, худые, изборожденные венами руки, сцепленные вместе, лежали на столе, светло-голубые глаза пристально вглядывались в губы сына, словно это помогало ему понимать лучше.

Ему было восемьдесят, и предстоял уже четвертый тест.

— Хорошо, — сказал Лэс, читая вариант теста, который дал им доктор Траск. — «Повторите приведенные ниже последовательности чисел».

— Последовательности чисел, — пробормотал Том, стараясь осмысливать слова по мере их произнесения. Однако ему это удавалось все реже: слова будто застревали на поверхности разума, как насекомые, угодившие в клей плотоядного растения. Он мысленно повторил слова еще раз: последовательность… последовательность чисел, ага, получилось. Он смотрел на сына и ждал.

— Ну? — произнес Том нетерпеливо после секундного молчания.

— Пап, я же уже дал тебе первую, — сказал ему Лэс.

— О… — Отец подыскивал подходящие слова. — Будь так добр… окажи мне милость…

Лэс устало вздохнул.

— Одиннадцать, семь, пять, восемь.

Старческие губы зашевелились, древние шестеренки в голове со скрипом завращались.

— Одиннадцать… с-семь… — Светлые глаза медленно моргнули. — Пять, восемь, — завершил Том на одном дыхании, а затем с гордостью расправил плечи.

Ага, хорошо, думал он, очень хорошо. Завтра его не одурачат, он победит этот их убийственный закон. Рот сжался, а руки крепко вцепились в белую скатерть.

— Что? — переспросил он, стараясь сосредоточить взгляд на лице Лэса, — Погромче, — сказал он раздраженно. — Говори громче.

— Я дал тебе новую последовательность, — произнес Лэс спокойно. — Слушай, читаю еще раз.

Том немного подался вперед, напрягая слух.

— Девять, два, шестнадцать, семь, три.

Том с усилием откашлялся.

— Говори потише, — сказал он сыну. Этого ряда он осознать не успел. Неужели они считают, что человек в состоянии запомнить такую нелепо длинную цепочку цифр? — Что? Что?! — переспросил он сердито, когда Лэс снова прочитал последовательность.

— Пап, экзаменатор будет зачитывать вопросы гораздо быстрее, чем я сейчас. Ты…

— Это я прекрасно знаю, — холодно перебил его Том. — Прекрасно знаю. Позволь мне напомнить тебе, однако… что это… это еще не тест. Это упражнение. Глупо нестись галопом. Просто глупо. Я должен изучить… изучить этот тест, — завершил он, рассердившись на сына, рассердившись на то, как нужные слова ускользают от него.

Лэс пожал плечами и снова посмотрел в бумаги.

— Девять, два, шестнадцать, семь, три, — прочитал он медленно.

— Девять, два, шесть, семь…

— Шестнадцать, семь, пап.

— Я так и сказал.

— Ты сказал «шесть», папа.

— По-твоему, я не знаю, что говорю?!

Лэс на секунду закрыл глаза.

— Хорошо, папа.

— Ну так ты будешь читать еще раз или нет?

Лэс еще раз прочитал последовательность чисел и, слушая, как отец спотыкается на каждом, бросил взгляд в гостиную, на Терри.