Ричард Матесон - Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории

Ветер отталкивал профессора назад, словно не желая подпустить того к цели. Иаир чувствовал, будто сражается со стихией. Но это, разумеется, всего лишь его воображение. Жгучее желание поскорее приступить к делу слегка туманило разум. Профессор был по-настоящему взволнован. Несмотря на бесконечные самопроверки и отличную подготовку, его тревожила мысль о том, что он увидит так скоро. Она вгоняла его в озноб сильнее холодного ветра и делала его лицо белее снега.

А временами эта мысль совсем заглушала предостережения внутреннего голоса.

Наконец профессор обогнул угол массивного здания. Оно закрыло Иаира от ветра, и он смог поднять темные глаза. Кулаки в карманах от нетерпения сжимались все сильнее, хотелось не идти, а бежать. Но надо держать себя в руках. Если он выкажет излишнее возбуждение, они могут передумать и не пустить его. Ведь в случае чего ответственность нести им. Профессор глубоко вдохнул, наполнив легкие зимним холодом. После того как прошло очарование новизны, Иаир превратился в прежнего рационалиста. Однако уникальность ситуации то и дело выводила его из равновесия. Но это просто нелепо, настолько волноваться.

Он протолкнулся в здание через вращающуюся дверь и едва не ахнул от счастья, когда его окутал теплый воздух. Профессор снял шляпу и отряхнул ее на мраморный пол. Затем расстегнул пальто, повернул направо и зашагал по длинному коридору. Резиновые подошвы скрипели по полу.

Если подсчитать, получится, что мысль о грядущем событии вторгалась в его разум по меньшей мере каждые полчаса. Он помотал головой, в очередной раз осознав невыразимую важность того… Все равно, сказал ему внутренний голос, держи себя в руках, больше от тебя ничего не требуется. Нельзя отдаваться во власть глупых сантиментов.

В конце коридора он остановился перед белой дверью с матовым стеклом. Прежде чем толкнуть дверь, профессор пробежался взглядом по словам на стекле.

«Доктор Филипс. Доктор Рэндалл». Видно, что написано недавно, И ниже аккуратными красными буквами: «Отделение хронотранспозиции».

— Значит, вы ясно понимаете, — нажимал на каждое слово доктор Филипс, — что никоим образом не должны воздействовать на окружающую среду.

Иаир утвердительно качнул головой.

— Мы вынуждены делать на этом упор, — произнес со своего стула доктор Рэндалл. — Это ключевой момент. Любое физическое взаимодействие со средой может оказаться фатальным для вас. И… — он сделал неопределенный жест рукой, — для нашей программы.

— Я отчетливо это понимаю, — заверил Иаир, — и буду проявлять крайнюю осторожность.

Рэндалл кивнул. Он вытянул руки и нервно хрустнул пальцами.

— Полагаю, вы осведомлены об Уэйде, — сказал он.

— До меня доходили кое-какие слухи, — отозвался Иаир. — Но ничего внятного.

— Профессор Уэйд пропал без вести при последнем перемещении, — скорбно промолвил доктор Филипс. — Кабина вернулась без него. Мы вынуждены заключить, что он погиб.

— Это было в начале сентября, — сказал Рэндалл, — Потребовалось больше двух месяцев на то, чтобы совет разрешил новую попытку. Если и на этот раз нас постигнет неудача… н-да, это будет означать конец всего проекта.

— Понимаю, — снова качнул головой Иаир.

— Надеюсь, что это так, профессор, очень надеюсь, — встрял доктор Филипс, — На карту поставлено слишком много.

— Ладно, хватит уже на него давить, — с усталой улыбкой произнес Рэндалл. — Полагаю, вы также сознаете, что вам предоставляется возможность, за которую многие люди отдали бы жизнь.

— Это я знаю, — сказал Иаир.

«А еще я знаю, что многие люди дураки», — подумал он про себя.

— Что ж, тогда приступим? — спросил Рэндалл.

Они шли к аппаратной лаборатории, и эхо от их шагов разносилось по коридору. Иаир держал руки в карманах пальто и ничего не говорил, если не считать коротких ответов на вопросы. Рэндалл рассказывал ему о временном экране:

— Мы отказались от кабины для перемещений во времени как от опасного устройства. На этот раз мы используем экран зацикленной энергии. Он сделает вас невидимым для людей, которых увидите вы. Вы можете пройти сквозь экран, однако, думаю, мы подробно разъяснили, насколько это опасно.

— Мы настойчиво просим вас оставаться в границах экрана, — многозначительно произнес Филипс, — Думаю, это вы понимаете.

— Да, — подтвердил Иаир. — Это я понимаю.

— В качестве дополнительной меры безопасности тем не менее, — сообщил Рэндалл, — вы будете поддерживать с нами связь через нагрудный микрофон. Вам придется описывать нам все, что увидите. И еще. Если вы вдруг в чем-то засомневаетесь, если вас охватит нехорошее предчувствие, только скажите нам, и мы сейчас же вернем вас обратно. В любом случае, ваш, э… назовем его визитом… продлится максимум час.

«Час», — подумал Иаир. Более чем достаточно, чтобы развеять вековые заблуждения.

— При вашем здоровье, образовании, вашем опыте, — говорил Рэндалл, — у вас не должно возникнуть особых трудностей.

— Я хочу задать только один вопрос, — сказал Иаир. — Почему из множества событий вы выбрали именно это?

Рэндалл пожал плечами.

— Может быть, потому, что скоро Рождество.

«Сентиментальная чушь», — подумал Иаир.

Они миновали тяжелые металлические двери и оказались в лаборатории. Профессор Иаир увидел установленную на направляющих планках платформу, по ней сновали облаченные в белые халаты студенты-старшекурсники. Они закрепляли и настраивали какие-то цветные фонарики, лучи от которых соединялись в одной точке на платформе.

Филипс пошел к комнате управления, а Рэндалл поднялся вместе с Иаиром на платформу и представил того студентам. После чего лично проверил оборудование. Иаир в это время стоял рядом и, хотя ему удавалось сохранять внешнее спокойствие, чувствовал, как удары сердца сотрясают все его худое тело.

«Следи за собой, — твердил ему разум, — никаких эмоций. Вот, вот так уже лучше. Конечно, все это будоражит, но помни: тебя происходящее интересует с сугубо научной точки зрения. Чудо — это сам факт путешествия, а не момент, в который ты отправляешься. Годы работы доказывают это совершенно ясно. Нет там ничего такого».

Он все повторял себе эти слова и боролся с дрожью, пока лаборатория исчезала на глазах, словно кто-то закрашивал ее малярным валиком. Тяжко колотилось сердце, которое не убеждали рациональные доводы. Пустые слова: ничего такого, ничего такого. Это всего лишь казнь, просто казнь, всего лишь…

Я на Голгофе.

Судя по всему, около девяти утра. Небо ясное. Нет ни облачка, солнце сияет вовсю. Это место, так называемая Гора Черепа, — голая, лишенная растительности возвышенность примерно в километре от стен города. Холм находится на северо-западе от Иерусалима, на высокой равнине, расположенной между городом и двумя долинами, Кедрон и Енном.