Мария Чурсина - Проклятье

— Хорошо. А почему вы…

— Ты обдумала моё задание? Готова съездить туда ещё раз?

«Его нужно было обдумать?» — едва не ляпнула Маша. Она старалась не вспоминать мрачный дом, и что уж там обдумывать? Ей не хватило бы знаний. Ей не хватило бы даже интуиции. Но как это высказать Мифу?

— Ну да…

— Отлично. Тогда увидимся завтра. Приходи после занятий. И знаешь, что? Когда мы наедине, не называй меня по отчеству. А то чувствую себя старым нудным профессором.

Она не успела попрощаться или хоть что-то мяукнуть в ответ — Миф бросил трубку. Маша ещё посидела на подлокотнике кресла, чувствуя, как листья щекочут ей поясницу — голую полоску тела между джинсами и футболкой. На экране телефона отразилась привычная заставка — летучая мышь с раскрытой ярко-алой пастью.

Двадцать семь секунд. Миф не потратил на неё и полминуты. Но спросил, как она себя чувствует. Стоило ли ради такого будить Сабрину и нестись через всю комнату, подальше от хлопнувшей двери?

Потерев поясницу, Маша встала и с раздражением сунула телефон в карман. Ей пришла в голову мысль, что стоило бы сказаться больной. Никуда не убежит этот мерзкий дом, а она сможет оттянуть время. Но время было упущено, глупо было бы звонить Мифу снова и отпрашиваться на завтра. А завтра… завтра шарахаться от него по институту, чтобы не поймал на обмане.

Маша побродила по пустому коридору, чтобы успокоиться. Она всё равно не сумела бы заснуть. Закрывала глаза, и перед ними вставал дом с дырами окон, из которых лезли наружу щупальца тумана.

Ей хотелось поговорить, но было не с кем: Сабрина не жаждала бесед, Ляля, наверняка, уже легла спать. Не будить же её — это выглядело бы как жест отчаяния. Ещё отчаяннее было звонить Мифу. Только ему позволительно будить Машу посреди ночи. Наоборот — никак.

Не с кем поговорить, совершенно не с кем.

Маша вернулась в комнату отдыха и с ногами забралась в кресло, бросив тапочки рядом. Растение, похожее на папоротник, отгородило её от всего мира. Снова экран телефона — снова алая пасть летучей мыши.

Миф однажды спросил, как её зовут. Её звали Эми. Маша дала ей имя просто так, совсем не задумываясь, почему Эми, а не Сьюзи, например.

Она не услышала шагов — Сабрина всегда ходила бесшумно — зато Маша успела заметить движение за узорчатой перегородкой. Сабрина, как была, в спортивных брюках и футболке, непривычно — с распущенными волосами, возникла из полутёмного ответвления коридора.

— Еле нашла тебя. Ты быстро сбежала.

Белая футболка с надписью на спине — что-то многозначительное о лепестках сакуры. Сабрина села на подлокотник кресла, на тот, что был дальше от приставучих листьев.

Маша быстро, как будто её застукали за преступлением, убрала телефон в карман. Алая пасть Эми и запись о том, что ей звонил Миф, канули в темноту. Сабрина сделала вид, что не заметила.

— Маша, ты же понимаешь, что у тебя с ним ничего быть не может?

Её волосы пощекотали Маше плечо.

— В каком смысле? — растерялась она. Впервые за много дней Сабрина заговорила с ней о Мифе. Впервые за много дней Сабрина заговорила с ней. Дежурные вопросы-ответы не в счёт, конечно.

— У него жена и, судя по всему, любовница. Все вакантные места заняты. На что ты вообще надеешься?

— Я же… — испугалась Маша и не смогла договорить. Она никогда не думала о таком — не приходило в голову. И вообразить себя претендующей на что-либо подобное было унизительно, как будто стоишь в очереди в дамскую комнату, а очередь всё не движется.

— Слушай, я понятия не имею, что он тебе наговорил и что у вас там уже было. — Сабрина смотрела сверху вниз, участливо и так всепрощающе, что унижение внутри Маши выпустило когти и угрожающе царапнулось. — Но это безнадёжные отношения. Он поиграет с тобой и бросит, как ты не можешь понять.

Чувствуя, как горячая волна захлёстывает её с головой, Маша зажмурилась посильнее, потом открыла глаза. Волна схлынула, но на щеках наверняка остались следы — вот они и горели.

— Всё не так, — сказала она механически, потому что нужно было что-то сказать.

— А как? — Сабрина сидела на подлокотнике кресла, такая прямая и правильная, что позавидовала бы Горгулья.

Она сказала совсем не то, что собиралась. Не то, что было бы правильно и разумно. Она сказала то, что диктовала рванувшая наружу обида.

— Слушай, ты не хотела говорить о Мифе, вот и не нужно. Я сама разберусь с этим. Бросит, значит, бросит. Не твоё дело.

Она ощутила, как Сабрина сползла с подлокотника. От движения воздуха шевельнулись резные листья. Маша отвернулась, чтобы не видеть. Щёки пылали по-прежнему, спрятанный в карман телефон жёг кожу через тонкую подкладку джинсов.

Сабрина всё ещё стояла рядом — и пыталась успокоиться, — это Маша знала, даже не оборачиваясь. А если бы обернулась — прочитала бы ещё раз претензионную надпись о лепестках сакуры. Почему она никак не может запомнить эту надпись…

— Я ждала, что ты это скажешь, — жёстко произнесла Сабрина, пока Маша размышляла, куда ей сбежать. — Но я всё-таки надеялась, что ты будешь вести себя разумнее. Ну теперь мне придётся идти на крайние меры. Пойми, я только хочу защитить тебя.

Маша всё-таки обернулась: Сабрина стояла к ней в полоборота, очень собранная, и сосредоточенно щурилась в угол комнаты.

— Что ещё за крайние меры?

Сабрина не ответила. Она кривила губы и размышлениями не делилась. Машу затрясло. Она повторила снова, уже не надеясь на ответ.

— Какие меры?

Что ещё ей было делать? Уронить голову на подставленные руки и расплакаться? Обещать, что больше никогда? Уйти, чтобы не видеть? Маша собиралась сделать хоть что-то, но она так устала, что просто сидела, цепляясь ногтями за облезлую обивку кресла.

Сабрина обернулась.

— Все, которые потребуются. Я добьюсь, чтобы он отстал от тебя. Я пойду на кафедру и рассажу всё. Они должны разобраться. Я, в конце концов, поговорю с его женой. Он не имеет права так себя вести. Маша, так не может продолжаться, потому что не может и всё!

Ночь, которая до того казалась неприятной, стала вдруг абсолютно невыносимой. С лестницы потянуло запахом гниющих листьев. Навязчивый, горький аромат разлился в воздухе, от него першило в горле, слезились глаза. Маша зажмурилась.

— Ну как, как он себя ведёт? Ты что, свечку держала? Ничего не было, пойми. А то, что я чувствую — мои личные проблемы. При чём здесь Миф?

— Я понимаю, — обречённо сказала Сабрина. — А вот ты не понимаешь. Если бы он вёл себя, как следует, ты бы ничего не чувствовала. Он должен был заметить и тут же провести черту. Он не имел права такое допускать. Ты что, не понимаешь, что он нарочно тебя влюбил?

Ночь сыпалась на её голову новыми обидами, сколько их было — не сосчитать, и каждая норовила придавить к полу.