Максим Маскаль - Пазл

Юрас с торжествующим воплем выхватил из кармана мобильник и начал запечатлевать на камеру упоительную картину.

– Ни хрена себе! – ошарашенно крутил головой Жиртрест, оглядываясь по сторонам. Крысиные трупы были повсюду. Валун окружал целый частокол крысиных распятий.

В центре камня, в небольшом углублении, скопилась дождевая вода. В наступающих сумерках она казалась черной.

– Это че, на фиг? Жертвенник, что ли? – усмехнулся Рауль.

Дюфа побледнел, как упырь, из которого высосали всю кровь.

– Куда ты нас завел, Рауль?! – звякнули в его голосе истерические нотки.

– Расслабься. Детишки тут баловались, не видишь, что ли? – ответил Рауль, лениво растягивая слова.

– Детишки?! – Дюфа оскалился и потряс головой.

Юрас, довольно урча, ползал на коленях, выискивая ракурс для картинки посмачнее.

– Классно! Червячки…

Стоявший рядом Жиртрест наклонился, разевая рот в судорожном позыве: его чуть не вывернуло туда, где секунду назад ерзала Юрасова задница.

– Рауль, может, вернемся? – попросил Дюфа.

– Да ты, мля, тупой? – скривился тот. – Вернемся! Куда?! Это теперь до узловой надо чесать. Иди, если тебе ног не жалко. Через лес, один. А мы уж, будь спок, до той телочки доберемся еще до ночи. И козла старого пощекочем. Обоих козлов. Зуб даю, они на дачке где-то здесь, близко. Вот на той дачке и переночуем с пацанами. Здесь у вояк был целый поселок. Не веришь? Да ты глянь, на чем стоишь! Видал?

И в доказательство Рауль ковырнул ногой землю у камня. Прелая сосновая подстилка сползла, обнажив под собой старые бетонные плиты.

– Дорога! – прошептал Жиртрест. – Люди…

– Мля, червячки! – Юрас с умилением пялился в камеру, просматривая свежие снимки.

– Старика накормили?

Сидя возле железной прокопченной буржуйки, Вадим Николаевич угрюмо уставился на языки пламени. Подбросив поленьев, закрыл топку и повернулся к Алевтине.

Она стояла напротив, возле полки, сплошь забитой книгами в основном по истории, философии и эзотерике.

– Он так жадно ел, – сказала она. – Руками. Я боялась, что подавится…

– Тебе его жалко?

Алевтина провела пальцем по запылившимся бумажным томикам. Вынула один с надписью на корешке: «Практическая магия и целительство» – и, открыв наугад страницу, прочитала вслух:

– «Камень безоар. Тот, кто ест его ежедневно, спасается от всякого зла и ядов. Природа этого лекарства горяча…»

Вадим Николаевич встал, вырвал из рук Алевтины книгу и швырнул ее на полку.

– Я смотрю, ты опять за свое?

– Он ведь ничего не сделал, – тихо сказала девушка, глядя в пол. – Просто бездомный. Как бродячая собака. Старый. А что в этой жизни видел?

– А ты что видела? – усмехнулся Вадим Николаевич. – Мы все что видели? Наши дети? Старики? Ты бомжа вонючего жалеешь, а с нами как поступили? Целый город на помойку выбросили, как ненужную ветошь!

– Да я…

– Да, ты! Что ты знаешь об этом старике, чтобы жалеть его, а? Ты, Алевтина… Ты сомневаешься! Справедливости ищешь. Нет в тебе настоящей веры. Никак понять не хочешь: справедливость – не наше дело. Высшая справедливость вершится без нас. По жребию. А мы обязаны просто подчиняться. Подумай сама: никчемное существо за жизнь и здоровье достойных людей, полезных членов общества, разве не об этом речь?

– Ты же сам его спас, – съежившись, прошептала Алевтина. – Старый он…

Вадим Николаевич поглядел на ее дрожащие руки и сказал:

– Спас. Разумеется. Будут мне еще какие-то сопляки материал портить! Не надо, девочка. Старик, между прочим, вполне крепкий – Леонтий осмотрел его. Я уверен: это заноза еще та… Где он сейчас?

– Старик? Возле бани. Помылся. Говорит, дров вам нарублю.

– Ладно. Устала ты, Алевтина, вот что. Леонтию скажи, что партнерам я позвонил. Пускай все готовятся. А ты отдохни. Пойду поболтаю пока со стариком, чтобы ты за него не переживала.

Юрас и Дюфа шли слева, Рауль – по бетонной дорожке, а Жиртрест ломился, как сохатый, напролом через кусты. Он проголодался и торопился выйти наконец к людям, к жилью. Что и как будет потом, он не задумывался.

Увидев в сумерках белые оштукатуренные стены одноэтажного барака, толстяк чуть не заплакал от радости.

Глянул на темные окна: света нет. Взбежал по деревянным ступеням на крыльцо, встал у двери, помахал остальным рукой: «Эй, пацаны, сюда!»

Парни выбрались через заросли на тропинку и подошли к дому. Оглянувшись на Рауля, Жиртрест постучал согнутым пальцем по двери. Тишина. Толстяк забарабанил сильнее. Никакого ответа.

Тогда Юрас подскочил, со всей силы ударил по двери ногой – она распахнулась.

– Эй, хозяева! Есть кто живой? – заорал он, вламываясь в тихую темную прихожую. – Простите, я ноги не вытер!

– Заткнись, дебил, – зашипел Рауль, догоняя и занося руку, чтобы треснуть придурка по затылку.

Жиртрест и Дюфа вошли следом.

Дюфа, который всегда боялся темноты, нащупал на стене выключатель и нажал на него.

– Оба-на! – воскликнул Юрас.

Жиртрест запыхтел от удивления, а Дюфа сдавленно взвизгнул и метнулся назад, как нашкодивший кот. Рауль деловито огляделся.

Место, где они очутились, напоминало лабораторию. Вдоль длинной, освещенной люминесцентными лампами комнаты тянулись ряды металлических столов, стеклянных шкафов и шкафчиков, внутри которых громоздились склянки, бутыли и пузырьки всех форм и размеров. Медицинские инструменты, аккуратно разложенные по эмалированным лоткам, сияли холодным стальным блеском.

На облезлой школьной парте возле двери обнаружились электрический чайник, пакет с хлебом и надорванная упаковка печенья «Салют».

В углу, гудя и подрагивая, деловито тарахтели два огромных двухкамерных холодильника. Оба с замками на дверцах.

Пока парни стояли, рассматривая странный интерьер, Жиртрест, громко глотнув слюну, схватил печенье и затолкал в рот сразу три штуки. Юрас отобрал у толстяка оставшееся: все хотели есть, но на четверых одной пачки печенья было, очевидно, мало.

– Холодильник вскрой, чудила, – велел толстяку Рауль. Жиртрест кивнул и принялся ковырять замок перочинным ножом.

Рауль пошел вдоль столов, разглядывая медицинские инструменты.

Необычной формы ножницы, неизвестно для чего предназначенные крючки, спицы, пилы разбередили его воображение. Взяв скальпель, он с уважением покрутил его в руке, держа острием на отлете: профиль лезвия тонкий, как луч, не порезаться бы.

Но особенно понравилась Раулю штука, напоминающая ручную дрель, из белого металла, отполированного до стеклянного блеска. «Дырявить черепа», – со сладким замиранием подумал он.

– Эй, фля-ка, фут фейф! – с набитым ртом крикнул Юрас с другого конца комнаты.

– Чего-чего?

– Сейф!

Дюфа засиял глазами и пошел к Юрасу. Толстяк оглянулся, но остался на месте. Он уже сковырнул собачку замка и в нетерпении рвал дверцу холодильника. Жрачка не убежит, подумал Рауль, и направился к сейфу.