Наталья Александрова - Последний ученик да Винчи

За дверью, в которую вошли Маша и ее спутник, оказался довольно широкий коридор, освещенный такими же факелами, как зал подземного собора. Впереди еще слышались шаги и голоса удаляющихся людей, поэтому приходилось двигаться медленно и осторожно. Коридор сделал поворот, и, выглянув из-за угла, Маша едва на налетела на двоих людей в плащах, которые о чем-то негромко разговаривали. Девушка отскочила назад, едва не сбив с ног Старыгина. Однако ее заметили, и за поворотом уже слышались приближающиеся шаги. Дмитрий Алексеевич схватил девушку за локоть и потянул ее к темному проему, видневшемуся в стене коридора. Они нырнули в этот проход, едва успев скрыться от преследователей, и, не удержавшись на ногах, свалились на пол. Пол в этом коридоре оказался скользким и покатым, и спутники заскользили по нему в темноту, съезжая, как с детской горки. Коридор, точнее, труба, по которой они ехали, несколько раз меняла направление.

— Куда мы едем? — крикнула Маша, хватаясь за Старыгина, как утопающий за соломинку. — Теперь уж наверняка прямо в преисподнюю!

Дмитрий ничего не успел ей ответить, потому что подземный полет внезапно закончился, в глаза им хлынул яркий солнечный свет, и они оказались на покрытом травой склоне холма.

К счастью, вокруг никого не было. Они кубарем скатились по холму и зашагали по тропинке, которая перешла сначала в дорогу, а потом — в улицу.

— Знать бы, где мы очутились… — с тоской проговорил Старыгин через некоторое время, — и как отсюда выбраться. Подозрительный райончик, даже такси не видно.

— Куда, интересно, вы собираетесь ехать на такси? — холодно спросила Маша.

— Ну… в папский дом, конечно! Нужно же отдохнуть и привести себя в порядок! И вообще, я есть хочу! — буркнул Старыгин.

Маша без слов потянула его в первую же попавшуюся дверь, над которой была нарисована аппетитная круглая пицца.

Хозяин долго со вкусом перечислял весь свой ассортимент, пока Маша не прервала его, невежливо ткнув пальцем в первое попавшееся название.

Пицца обладала одним достоинством: она была огромной. Вкуса же Маша не разобрала, потому что по невезению выбрала пиццу с чилийским красным перцем.

— Что вы морщитесь? — недовольно спросила она.

— Я не ем острого… — буркнул Старыгин.

Наверху, при дневном свете, все страхи подземелья исчезли, и в Маше поднималось глухое раздражение на этого растяпу и рохлю. Он может только в кабинете сидеть и копаться со своими красками и химикалиями. Или еще расшифровывать разные надписи.

— Ешьте, что дают! — рявкнула она. — Дома перед женой будете капризничать!

— У меня нет жены, — неожиданно спокойно ответил Старыгин и послушно принялся есть пиццу.

От такой быстрой победы Маша еще больше рассердилась. Может быть, этот тип и умный, думала она, краем глаза посматривая на Старыгина, но в экстремальной ситуации он совершенно бесполезен. Сейчас явно растерян и понятия не имеет, что делать.

— Что вы на меня коситесь, как норовистая лошадь перед тем, как укусить? — Старыгин бросил вилку и уставился на Машу гневными глазами. — Я-то чем виноват?

— Да? — агрессивно ответила она. — А кто втравил меня в эту историю? Кто нашел на картине эти несчастные четыре семерки? Если бы не они, я бы сейчас спокойно спала дома, вместо того, чтобы сидеть здесь в грязной одежде и без крыши над головой!

— И есть эту отвратительную пиццу! — поддакнул Старыгин.

Маша надулась и замолчала.

— Вы сами влезли во все это, — сказал Старыгин, выпив залпом полстакана минеральной воды. — Вы являетесь ко мне в дом, вы не гнушаетесь ничем, даже обманом! Вам, журналистам, непременно нужно все разнюхать, все разузнать и сразу же все выболтать, вывалить на страницы газет и проорать по телевидению. Ради информации вы готовы родного отца продать!

— Мой отец тут совершенно ни при чем, — процедила Маша, прикидывая, как будет смотреться Старыгин, если она опрокинет ему на голову остатки пиццы.

— И ваш дед тоже? — саркастически осведомился Дмитрий Алексеевич, не подозревая, в какой опасности находится в данный момент. — Это не он подарил вам пентагондодекаэдр, не он говорил что-то о четырех семерках, не он оставил вам дневник? Маша, отчего вы все время чего-то не договариваете? Отчего не доверяете мне?

— Это мой дед! Мой, понимаете? Я хочу сама разобраться с его наследием!

— А это моя судьба! Это меня подозревают в краже мирового шедевра из Эрмитажа! Это мне нет ходу назад в Россию, если я не найду «Мадонну Литта»! Я знаю, что она здесь! Ведь мы видели ее голографическое изображение!

— А вот кстати, — Маша отставила пустую тарелку, — все не было времени вас расспросить. Вы уверены, что это не вас видел охранник в Эрмитаже в полвторого ночи? И вы не прятались за лошадью в Рыцарском зале?

— Совершенно точно уверен, что не был за этой лошадью с того самого вечера, когда спрятался там мальчишкой, — ответил Старыгин. — Я той ночью спал дома.

— Но подтвердить это может только кот Василий…

— В общем, да, — грустно согласился Старыгин. — Ну что, надо отсюда выбираться. Позвоню Антонио, он что-нибудь придумает… Что опять не так?

— В Папский дом я не поеду, — твердо ответила Маша, — и на виллу вашего приятеля тоже. Если они нашли нас в Папском доме, то там-то отыщут без труда! Незачем тогда было выбираться из подземелья, просто сидели бы там и ждали.

— Но нам нельзя в гостиницу… Нас вычислят мгновенно!

— Можно, — Маша показала на надпись напротив, — вряд ли в этой дыре есть компьютер, куда заносятся данные постояльцев.

В крошечном холле захудалого отеля было полутемно. Маша потрясла допотопный звонок, вышел заспанный портье.

— Номер на двоих. Душ у вас есть?

Портье протер глаза и окинул Машу наглым взглядом, потом спросил что-то по-итальянски.

— Кажется, у них тут почасовая оплата, — криво улыбнувшись, сообщил Старыгин, — похоже, в этом отеле не ночуют…

— А мы будем!

— Ваши паспорта! — пробурчал портье.

— Такой паспорт подойдет? — Маша сунула портье лишнюю бумажку в сто евро.

— О, конечно! — портье оживился, взгляд его потеплел, он с удовольствием разгладил купюру. — На этой фотографии вы замечательно выглядите, синьорина!

В номере было сыро и пахло плесенью. К тому же в номере оказалась одна кровать, которая занимала почти всю комнату, даже на шкаф места не осталось. Старыгин, увидев эту кровать, по наблюдению Маши, впал в легкую панику.

— Вы что — храпите и лягаетесь во сне? — холодно осведомилась Маша. — Или боитесь, что я выпью из вас ночью всю кровь?

— Ну и язычок у вас, — вздохнул он.

Когда Маша вылезла из душа, она увидела, что Старыгин внимательно разглядывает потрепанную тетрадку.

— У вашего покойного деда был ужасный почерк! — пожаловался он. — Я смог разобрать только первую фразу.