Говард Лавкрафт - Некрономикон

Пробуждаясь по утрам в лихорадке, я порой отчаянно пытался удостоверить истинность либо ложность тех сведений, что подпадали под рамки современных человеческих знаний. Общепринятые факты обретали новые и сомнительные аспекты, и я дивился прихотливости снов, столь многому научивших меня.

Меня приводили в содрогание тайны, которые могло скрывать прошлое, и повергали в трепет опасности, которыми могло быть чревато будущее. То, что было говорено и недоговорено о судьбе человечества существами, идущими человеку на смену, оказало на меня такое воздействие, что я не стану этого предавать бумаге.

После человека наступит могучая цивилизация жуков, чьи тела заберет элита Расы Великих, когда над допотопным миром свершится гибельный рок. Позднее, когда отпущенный Земле срок подойдет к концу, быстроумцы-переселенцы опять отправятся через пространство и время на новое пристанище в телах луковицеобразных вегетативных организмов Меркурия. Но и после них, перед тем как настанет абсолютный конец, придут племена, жалко жмущиеся к холодной планете и зарывающиеся в норы, уходящие к средоточию ужаса в самом ее нутре.

Между тем в своих снах я писал и писал тот обзор своего времени, который должен был изготовить — частично по собственной воле, частично из-за того, что это сулило большую возможность путешествовать и пользоваться библиотекой, — для центральных архивов Расы Великих. Архивы находились в титанических подземных строениях вблизи центра города, которые я досконально узнал, так как часто трудился там, наводя справки. Задуманные на век, равный веку самой Расы, и способные противостоять самым бурным земным содроганиям, эти колоссальные хранилища превосходили все другие строения массивной, гороподобной крепостью конструкции.

Летописи, рукописные или отпечатанные на огромных целлюлозных листах, до странного не поддающихся на разрыв, были переплетены в тома корешком наверх и содержались в отдельных футлярах из удивительного, крайне легкого, нержавеющего металла сероватого оттенка, украшенных математическими символами и титулом, начертанным выпукло-вогнутыми иероглифами Расы Великих.

Футляры эти хранились в расположенных ярусами прямоугольных нишах, наподобие закрытых и запертых полок, сделанных из того же нержавеющего металла и замыкавшихся сложными поворотами круглой ручки. Моей летописи было предназначено определенное место в нишах самого нижнего яруса, или яруса позвоночных, — в секции, отведенной под культуры человечества и непосредственных предшественников, косматых и пресмыкающихся, его земного владычества.

Но ни в одном из снов мне так и не представало полной картины обыденной жизни. Это все были не более чем расплывчатые, несвязные обрывки, и наверняка фрагменты разворачивались не в той последовательности. К примеру, у меня самое неточное представление об устройстве моего жилья в мире сонных видений; хотя, сдается, в моем распоряжении был высокий каменный покой. Препоны, чинимые мне как узнику, постепенно исчезали, так что некоторые сны стали складываться из живых картин путешествий по великанским дорогам в джунглях, наездов в незнакомые города и разведок в громадных, мрачных, безоконных руинах, которых Раса Великих чуралась в таком удивительном страхе. Были и долгие морские поездки на огромных многопалубных кораблях неимоверной быстроходности; и путешествия над девственными дебрями в закрытых, наподобие ракет, воздушных судах, поднимающихся над землей и движущихся силой электрического отталкивания.

За теплым океаном лежали другие города Расы Великих, и в одной далекой земле я видел уродливые постройки черно-рыластых крылатых тварей, которые разовьются в доминирующую породу, после того как ушлет в будущее первейшие свои умы Раса Великих, убегая ползучего ужаса. Неизменный тон виду задавали плоские равнины и буйные зеленые заросли. Низкие и редкие холмы являли признаки вулканической деятельности.

О зверях, которых видел, я мог бы написать тома. Все они были дикими — с домашней тварью машинная цивилизация Расы Великих давно покончила, — пища же была полностью вегетарианской или синтезированной. Нескладные рептилии великанских размеров едва поворачивались в пузырящихся топях, махали крыльями в хмарном тяжелом воздухе или извергали водяные фонтаны в моря и озера; среди них, мне казалось, я смутно угадывал более мелкие, архаичные прототипы множества видов — динозавров, птеродактилей, лабиринтодонтов, плезиозавров и тому подобных, — знакомых по палеонтологии. Ни птиц, ни млекопитающих я не обнаружил вовсе.

Суша и хляби кишели змеями, ящерицами и крокодилами, среди пышной растительности беспрестанно гудели насекомые. А на открытом водном просторе невидимые и незнакомые чудища прободали гороподобными столбами пены клубящееся небесное марево. Однажды побывал я в пучине моря на гигантском подводном корабле с прожекторами и бросил взгляд на страшилищ, вызывающих трепет своей громадностью. Видел я и неимоверные руины затонувших городов; и изобилие кораллов, ракушек, раков и рыб, все заполонивших собою.

Мои визии сохраняли лишь малую толику сведений о физиологии, психологии, этнографии и истории Расы Великих, и многие из разрозненных деталей, мною здесь приводимых, черпались, скорее, крупицами из моего штудирования старинных преданий и историй болезни, чем из собственных снов.

Ибо, конечно, со временем в своем чтении и исследованиях я сравнялся, а во многих аспектах и опередил свои сны, так что некоторые фрагменты бывали объяснены наперед и служили в подтверждение тому, что я узнавал. Этим упрочилось мое утешительное убеждение, что сходный круг чтения и занятий моей секундарной личности и представляет собой источник всей жуткой канвы псевдовоспоминаний.

Период, к которому относились мои сновидения, приходится где-то на 1 500 000 000 лет назад, когда палеозой сменялся эрой мезозоя. Тела, в которых обреталась Раса Великих, представляют собой не только несохранившуюся — или хотя бы известную науке — линию земной эволюции, но и совершенно особый, однородный, в высокой степени адаптированный органический тип, склонный как к растительному, так и животному состоянию.

Клеточная деятельность уникального рода, почти исключающая утомление, полностью уничтожала потребность во сне. Питание, ассимилируемое через красные, раструбом, придатки на одной из четырех огромных гибких конечностей, было всегда полужидким и по многим свойствам ничем не похожим на пищу, какая бывает у животных.

Существа эти были наделены лишь двумя из известных нам чувств — зрением и слухом, последнему служили напоминающие цветочную чашечку придатки на серых отростках над головой. Даром чувств иных и немыслимых — одно из которых использовалось разумом-узником чужан, обитающих в их теле, — они обладали во множестве. Три их глаза были расположены таким образом, что давали поле зрения, превышающее нормальное. Кровь их представляла собой очень густую темно-зеленую сукровицу.