Генри Каттнер - Тень на стене

Наконец я сумел вырваться и забрал Энн на танцы в Бел-Эйр. Но о Кине я не забыл. К следующему вечеру нетерпение мое так разыгралось, что я не мог больше ждать. Я позвонил Уорту, но он куда-то вышел. Странно, но я не сумел найти его и в следующие несколько дней; даже в редакции мне не смогли помочь. Разъяренный издатель сказал, что Ассошиэйтед Пресс что ни час присылает ему очередную телеграмму, требуя статью Уорта, но тот словно растворился в воздухе. У меня появились дурные предчувствия.

Был вечер вторника, когда я выехал из студии и напрямую, через Гриффит-Парк, мимо Планетария, добрался до Глендейла. Оттуда я направился в Туджунгу -- по адресу, который дал мне Уорт. Раз или два мне показалось, что за мной едет черное "купе", но уверенности у меня не было.

Дом Арнольда Кина стоял в небольшом каньоне, укрытом среди гор Туджунги. Чтобы добраться туда, пришлось проехать несколько миль по извилистой грязной дороге и переправиться вброд через два ручья. Дом стоял вплотную к стене каньона. На крыльце стоял какой-то мужчина и смотрел, как я парковал машину.

Это был Арнольд Кин. Я узнал его сразу. Худощавый, ниже среднего роста, с коротко остриженными седыми волосами и холодным суровым лицом. Ходили слухи, что, прежде чем прибыть в Голливуд и американизировать фамилию, Кин был прусским офицером, и глядя на него, я склонен был в это поверить. Его глаза, совершенно лишенные глубины, напоминали два бледно-голубых мраморных шарика.

-- Питер Хэвиленд! -- воскликнул он. -- Я ждал вас не раньше завтрашнего вечера.

Я протянул ему руку.

-- Простите, если помешал. Честно говоря, после того, что Уорт наговорил о вашем фильме, мне стало просто невтерпеж. Его случайно нет здесь?

Плоские глаза не выражали ничего особенного.

-- Нет. Однако заходите. К счастью, работа заняла меньше времени, чем я предполагал. Осталось еще несколько эпизодов -- и фильм готов.

Он проводил меня в дом, современный и богато обставленный. Под воздействием хорошего коньяка мои подозрения постепенно развеивались. Я сказал Кину, что всегда восхищался "Обезьяной Бога".

Он покривился.

-- Дилетантизм, мистер Хэвиленд. В этом фильме я слишком педалировал на избитые формулы. Обычный культ Дьявола, перевоплощение Жиля де Реца и садизм. Это не настоящий хоррор.

Я заинтересовался.

-- Может быть. Но фильм настолько выразителен...

-- В психике человека нет места невероятному. Только намек на нечто совершенно нечеловеческое и ненормальное может вызвать у нас чувство подлинного страха. Только это плюс человеческая реакция на такие сверхъестественные явления. Возьмем какой-нибудь известный фильм ужаса... Скажем, "Хорла", рассказывающий о реакции человека на совершенно чуждое ему существо. "Вербы" Блеквуда, "Черная печать" Мэйгена, "Сияние извне" Лавкрафта -- повсюду мы имеем дело с чем-то абсолютно чуждым, вторгающимся в нормальную жизнь. Садизм и смерть, конечно, помогают, но сами по себе не создадут атмосферу ужаса настоящего.

Я читал все эти рассказы.

-- Однако нельзя снять то, чего даже невозможно описать. Каким образом вы показали бы невидимых существ в "Вербах"?

Кин помешкал.

-- Думаю, на этот вопрос ответит мой фильм. У меня внизу просмотровый зал...

У двери резко прозвенел звонок, и я отметил быстрый взгляд, брошенный на меня Кином. Извинившись, он вышел и вскоре вернулся в обществе Энн Говард. Она смущенно улыбалась.

-- Ты забыл о нашем свидании, Пит? -- спросила она меня.

Только теперь я вспомнил, что две недели назад обещал взять Энн на прием в Лагуна-Бич. Но меня настолько заинтриговал новый фильм Кина, что свидание просто вылетело у меня из головы. Я пробормотал извинения.

-- О, все в порядке, -- прервала она меня. -- Мне куда интереснее здесь... если, конечно, мистер Кин не против. Его фильм...

-- Ты тоже знаешь о нем?

-- Я ей сказал, -- вставил Кин. -- Когда она объяснила, зачем приехала, я позволил себе пригласить ее на просмотр. Мне не хотелось, чтобы она вас отсюда вытащила, -- с улыбкой закончил он. -- Немного коньяку для мисс... э-э?

Я быстро представил их друг другу.

-- ...для мисс Говард, а потом -- "Безымянный".

После этих слов в моей голове словно звякнул тревожный звонок. Я вертел в руках тяжелее металлическое пресс-папье и, когда Кин на секунду отвернулся к буфету, под влиянием импульса сунул его в карман. Впрочем, это не могло бы противостоять пистолету. Я никак не мог понять, что со мной творится. Атмосфера страха и подозрительности нарастала, казалось, безо всяких причин. Когда Кин повел нас вниз, в просмотровый зал, я чувствовал, что у меня по спине бегают мурашки. Это было непонятно, но решительно неприятно.

Кин повозился в аппаратной, потом присоединился к нам.

-- Современная техника -- это истинное благословение, -- сообщил он. -Мне незачем мучиться, и я не нуждаюсь ни в какой помощи при съемках с тех пор, как установил автоматические камеры. Проектор тоже автоматический.

Я почувствовал, как Энн прижимается ко мне.

Обняв ее, я сказал:

-- Да, это помогает. А как с распространением фильма, мистер Кин?

В его голосе появилась жесткая нотка.

-- Он не будет распространяться. Мир еще не готов принять его. Возможно, лет через сто он пожнет славу, которую заслуживает. Я делаю его для потомков и потому хочу создать шедевр хоррора.

С приглушенным щелчком включился проектор, и на экране появилось название -- "Безымянный".

-- Это немой фильм, -- звучал в темноте голос Кина, -- за исключением одного эпизода в самом начале. Звук ничего не добавляет к атмосфере ужаса, он лишь помогает усилить иллюзию реальности. Потом будет наложена подходящая музыка.

Я не ответил, потому что на сером прямоугольнике перед нашими глазами появилась книга -- "Цирк доктора Лао". Чья-то рука открыла книгу, длинный палец заскользил по строкам, а бесстрастный голос читал:

"Вот капризы природы -- потомство не видов, но Вселенной; вот страшные существа, рожденные от вожделения сфер. Мистицизм объясняет то, чего наука объяснить не в силах. Послушай: когда великая сила плодовитости, заселившая миры по приказу богов, создала их, когда ушли небесные акушеры и жизнь распространилась во Вселенной, первичное лоно было еще не вычерпано до конца. И тогда страшная творящая сила содрогнулась на ложе в последней родовой судороге и дала жизнь этим кошмарным существам, этим недоношенным плодам Мира".

Голос умолк, книга исчезла, и на экране появилось изображение рассыпающихся от старости руин. Столетия покрыли шрамами и трещинами камни, некогда украшенные человеком; следы рельефа были едва заметны. Это напоминало мне руины, которые я видел на Юкатане.

Камера спустилась вниз -- казалось, руины растут, а в земле открылась пропасть.