Далия Трускиновская - Темная сторона города (сборник)

Чем вервольф отличается от волколака? Вроде бы ничем. Одно и то же понятие, но первое слово пришло из соседнего языка. Однако просто так слова в языке не удваиваются, и раз явление названо, значит, тому была причина. Оборотень, человек-волк… а попробуйте сказать: волк-человек – язык не повернётся. А между тем есть и такие. Вервольф родился в человеческой семье, а потом начал перекидываться волком и жрать людей, что дали ему жизнь. Волколак родился в волчьем логове, а потом стал оборачиваться человеком. И людей он грызёт постольку, поскольку на зуб попадают, предпочитая убивать своих.

Прежде волколаки встречались куда чаще. Были они ловкими конокрадами, воровали и овец, и коров. А потом скрывались волчьими тропами, унося добычу. Промышляли разбоем, а когда удавалось разбогатеть, жили краше панов, предаваясь охоте, главным образом на волков. Иной раз мужики знали, чем занимается ночами ясновельможный пан, но роптать не смели. Хотя если попадал пан под заговорённую пулю, то стрелку такое за грех человекоубийства не засчитывали. Волка убил, не человека.

В наше время жизнь в человечьей стае усложнилась. Звериных инстинктов стало не хватать для социальной мимикрии, и волколаки перевелись. А учёным очень хотелось бы знать, насколько волколак способен к общению, откуда он берёт свою первую одёжку, куда и как прячет её, возвращаясь в истинный вид. Опять же, интересно: насколько разумен волколак? Вервольф разумом обладает, хотя и извращённым. Он сродни маньяку, серийному убийце. Волколак – совсем иное дело. Он изначально являлся животным, обладающим речью. Но насколько осмысленна эта речь?

Короче, выявленного и обложенного волколака нужно взять живьем, что не так-то просто сделать в городе, пусть даже и на самой окраине.

Пригородный лесопарк – по сути, тот же лес, но затоптанный и загаженный до крайности. Иногда здесь появляются защитники природы, торжественно собирают и вывозят самосвал мусора, но отдыхающие восполняют этот недостаток, набрасывая новые залежи пластиковых бутылок, пивных пробок и пакетиков из-под мелкой полусъедобной снеди, без которых современные граждане разучились отдыхать. Единственными серьёзными уборщиками в этих местах были старушки, ежедневно обходившие свои охотничьи угодья в поисках стеклотары и пивных банок. А негноимый пластик, которым все пренебрегали, неуклонно накапливался, создавая особый, антикультурный слой.

Аналитический отдел Управления уже предсказывал появление пластомонстров, порождённых изобилием в природе небывалых в прежние времена материалов. У них и лозунг на стене висел: «Новые времена – новые монстры». Над высоколобыми посмеивались, но приходилось признать, что нечисть мутирует быстрей биологических объектов, и гремлины, прежде ломавшие моторы, теперь прекрасно чувствуют себя в информационных сетях, действуя аналогично компьютерным вирусам.

Но покуда пластомонстров в пригородном лесопарке не наблюдалось, а вот волколак забежал.

Охотничья бригада и наряд полиции ожидали группу захвата.

– Стреляем только сонными ампулами, – предупредил руководитель группы Масин. Был Масин в звании полковника МВД, и хотя никаких знаков различия на плечах не наблюдалось, это отчего-то знали все, и никто не оспаривал право Масина распоряжаться не только рядовым, но и командным составом. А ещё была у Масина способность чувствовать, помимо присутствия нежити, настроение окружающих. Вот и сейчас он обвёл взглядом присутствующих и не терпящим возражений голосом добавил: – Пистолеты разрядить, ружейные патроны убрать.

– У меня всегда во втором стволе жакан, – упрямо произнёс один из охотников.

– Он что, серебряный? – невинно поинтересовался Масин. – На простой жакан волколаку начхать с присвистом. А вот разозлить его – лучше способа нет. Порвёт на куски и уйдёт.

Охотник с крайне недовольным видом переломил ружьё и вытащил запретный патрон.

– Полиция – в оцепление. Ваше дело не оборотень, а чтобы никто из гуляющих туда не попал. Не так страшно, если под выстрел сунется, как если оборотню на зубы попадёт. От ампулы – проспится и будет цел, а оборотень цапнет – мало не покажется. А он нас уже почуял и будет драться. Всем всё ясно? Тогда – вперёд!

Группа захвата шла впереди… у неё свои методы и своё оружие. Затем цепью двигались охотники. Полицаи остались перекрывать дорожки от воскресных спортсменов и упорных старушек, которые, несмотря на все запреты, продолжают собирать в городских лесопарках свинушки. Медики врут, будто свинушки вызывают глухоту. Потому, должно быть, бабушки и не слышат призывов медицинской общественности.

Если спортсмены шустрят по дорожкам, то сборщики канцерогенных грибов шастают по кустам, что особенно неприятно для охотников. Вся надежда на относительно ранний час.

Закончить дело втихую не удалось. Из самой ивовой густотени, куда и грибники нечасто заползают, ударил отчаянный женский крик:

– Спасите!..

Негромко бахнул выстрел.

«Ампулой стреляют», – на слух определил Михальчук.

У самого Михальчука ружья не было, у него было кое-что получше.

Короткими перебежками Михальчук двинулся на крик. Бежать стремглав было нельзя; никто не мог сейчас ответить, кто кричит там – человек или оборотень. Вполне возможно, что кричал, вернее, кричала оборотень. Такое тоже бывает, хотя, если верить сказкам, женщины перекидываются только в лис и кошек.

Кусты впереди раздвинулись, на крошечную прогалину, вытоптанную любителями пикников, выскочил матёрый волчище. Даже дамочки, гуляющие на пустырях со своими собачонками, не перепутали бы этого зверя с бродячей собакой. Каждое движение поджарого тела изобличало дикого хищника. И даже убегая от охотников, зверь не бросил добычу.

Зарезав овцу, волк не волочит её по земле, а перекидывает за спину и так бежит, словно и не тормозит его ноша. По деревням говорят, что самое слово «волк» происходит от «волочить». Этот волчара тащил, закинув за спину, не то девчонку, не то молодую женщину. Никаких признаков жизни не было заметно в безвольном теле, опущенная рука билась о землю, мёртво подскакивая от каждого прыжка зверя.

В два щелчка сработала двустволка охотника, бежавшего следом за Михальчуком. Невнятно матерясь, егерь рвал из кармана покорно вынутый патрон с жаканом. Михальчук взмахнул рукой, из цилиндра, зажатого в кулаке, вылетела, разворачиваясь, тончайшая сетка из серебряных нитей. Волк с ходу прорвал её, но непослушные задние лапы споткнулись, пасть открылась, желтые глаза остекленели.

– Не стрелять! – крикнул Михальчук, мгновенно настиг упавшего зверя и накинул на оскаленную морду уцелевший край сетки.

Лишь после этого он повернулся к девушке. Та была жива, хотя и в глубоком обмороке.