Питер Страуб - Темная материя

— Возможно, вы не полный идиот. Дональд бы никогда не догадался, да, Дональд?

Ей необходимо было отомстить кому-нибудь, а Вардис Флек прятался где-то в укромном уголке.

— Я знаю только то, что должен знать, — ответил Дон.

Он был абсолютно спокоен: Мередит Брайт Трилби Уолш больше не могла навредить ему. Они преодолели все это десятки лет назад.

— Пора отдать то, за чем вы пришли. — Голос Мередит был ровным, холодным и решительным — стальным, но совсем не женственным. — В конце концов, в этом я должна быть лучшей.

— Прошу вас, — сказал я, гадая, в чем же она считала себя такой выдающейся.

Нельзя сразу рассказывать о церемонии, нужно заходить с самого начала.

Тупой и надменный, Мэллон по зову своего маленького сердца поражал воображение последователей показушным фейерверком, который надеялся состряпать. Типы вроде Мэллона жадны до поклонения, они глотают всю любовь, а потом скулят, что ничего не осталось. И что бы ни говорили, они от этого тащатся.

И чем талантливее эти люди, тем больше вреда наносят.

Так что, прежде чем перейти к случившемуся на Юниверсити-авеню и в окрестностях, я расскажу про тот день.

В то воскресенье с самого утра все как-то не задалось. Что бы там ни болтал Мэллон о великом дне, он откровенно трусил. Заявления, будто у него предчувствие, что на этот раз все его труды и изыскания должны окупиться сполна каким-то невиданным образом, только усиливали беспокойство. Можно рассчитывать, что студенты колледжа придут в назначенное время, но как насчет этих балбесов-старшеклассников? Они скачут туда-сюда, как резиновые мячики, их жуткие родители не потрудились привить хотя бы понятие дисциплины своим детям. Из класса в класс им удавалось переводиться лишь по одной причине: они переходили из помещения в помещение, подчиняясь жестким школьным порядкам, кроме, разумеется, тех дней, когда прогуливали уроки, тайком выскальзывая через двери или окна, и «зажигали» на воле.

Чтобы обеспечить участие школьников в ритуале, Мэллон велел им встретить его на южной стороне капитолия в полдень, и — чудо из чудес — настолько велико было их обожание, что они явились. Он отвел их к старому кинотеатру на площади, купил билеты на «Русские идут! Русские идут!» [32] Кинокомедия времен холодной войны (1966). , проводил до буфета, разрешил заказать себе конфеты, попкорн и безалкогольные напитки по желанию, провел к незанятому ряду и велел рассаживаться и обжираться своими конфетами. «Твизлерс» и «Гуд энд Плэнти» на ланч — вот везуха, правда? Им велено было отсидеть два сеанса, после чего выходить. Он будет ждать их, все вместе они отправятся встречать остальных на Юниверсити-авеню.

Мэллон честно отсидел перед сеансом оглушительно-ошеломительное выступление органиста на огромном «Вурлитцере», который выплыл из оркестровой ямы. Ребята были в восторге от того, как маленький лысый человечек размахивал руками и раскачивался, а громадный орган выл, мычал и вопил так громко, что стены и пол дрожали. А когда не перестававший молотить по клавишам лысый человечек вновь погрузился под сцену, свет погас и поднялся занавес — все это гуру описал Мередит, когда они выбрались на дорогу, — великий учитель сообщил возбужденным детишкам, что ему надо кое о чем позаботиться, но они увидятся перед кинотеатром меньше чем через четыре часа. Наслаждайтесь фильмом.

Мэллон выскочил из зала и, тряся своим хозяйством в штанах из чертовой кожи, прямиком рванул на квартиру Мередит Брайт на Джонсон-стрит, где попытался отвлечься от все возрастающих тревог сбрасыванием одежд и затаскиванием ее в постель. А она не так уж и сопротивлялась. Мэллон был тогда ее обожаемым наставником, Учителем. Из-за чрезмерного нервного напряжения он кончил слишком быстро, а Мередит была тогда еще такой дурочкой, что обвинила в этом себя, поэтому раскрутила его на второй раунд, куда более успешный, после чего он заснул так крепко, что пустил струйку слюны на подушку. Ох, Маэстро.

Он спал, она гладила его красивые волосы и перечитывала «Тело любви». Совокупившись дважды, Мередит изучала главу о том, что документы создают внутреннее противоречие между фетишизмом и волшебством, а противоречие естественно приводит к мыслям о прообразе и осознании, что ничто и никогда-никогда не происходит в первый раз. Поскольку все в мире строится на бесконечно повторяющейся революции, обновления — как спенсеровские! — происходят снова и снова во все времена. Когда ее возлюбленный потянулся и причмокнул губами, она очень постаралась осуществить еще одно обновление, но Спенсер, который был сейчас такой благородный, его пенис такой шелковисто-нежный и спокойно-обвисший, грудь такая широкая и мужественная, руки — такие красивые и сильные, отбил у нее желание, заявив, что должен отправиться куда-нибудь перекусить, а потом встретить ребят после второго просмотра «Русские идут! Русские идут!». Прошу прощения, Учитель пребывал в состоянии «я должен побыть один», под воздействием заклинаний типа «моя душа принадлежит одному мне», всегда таких пленительных, когда используются против других людей.

Оставшись в одиночестве, она заметила, что в квартире бардак и грязь, а без ровного дыхания Спенсера рядом «Тело любви» казалось лишь нагромождением несвязанных предложений. Мередит отложила книгу на кресло, а потом в приливе отвращения сбросила на пол. Пощелкала пультом телевизора, но нашла одни мыльные оперы, смотреть которые было невозможно: настолько они похожи на ее жизнь, хотя кое-кто из актеров чудо как хорош. Мередит Брайт никогда не впадала в кому, не страдала амнезией и не узнавала о существовании близнеца-злодея, но ей всегда отчего-то казалось, что происходящее вокруг слишком напоминает сериал: мальчишки падали перед ней ниц как минимум три раза в год, думали, что они неотразимо оригинальны, когда бренчат на гитарах под окном, сходили с ума прямо на глазах; сказать по правде, девчонки — тоже частенько, в том или ином смысле. А что касается родни, забудьте об этом, они даже выглядели как авторитетные фигуры из мыльных опер: исполнительные директоры корпораций, комиссары полиции, старший медперсонал и красивые, но ненадежные дедушки с бабушками. В конце концов Мередит примирилась с ничтожностью своего существования и вышла побродить, чтобы убить время до назначенной встречи.

Она прошла совсем немного по Стейт-стрит, когда услышала шум и крики: где-то неподалеку проходил антивоенный митинг или акция гражданского неповиновения.

Втайне от всех Мередит не любила даже само слово «инакомыслие», оно вызывало у нее почти болезненное отвращение — из-за этого столько грязи, буйства, жестокости. Только когда злилась на Спенсера Мэллона, она могла себе признаться, насколько глубоко ей безразличен Вьетнам, тягостна тема прав негров. В Арканзасе никто из ее знакомых не безумствовал по этому поводу; почему же люди настолько безрассудны здесь, в Мэдисоне? Почему не могут просто предоставить событиям течь своим чередом?