Брэм Стокер - В гостях у Дракулы. Вампиры. Из семейной хроники графов Дракула-Карди (сборник)

– Дорогие мои, я даю вам достаточно денег на личные расходы?

– Да, отец! – хором ответили дети, сразу приутихнув. – Никто бы не мог быть более щедрым!

– Я позволяю вам одеваться так, как вы сами того пожелаете?

– Да, отец! – это было сказано уже робко.

– В таком случае, дорогие мои, не кажется ли вам, что с вашей стороны было бы лучше и гуманнее не заставлять меня нервничать, а наоборот, поддержать меня, даже если я надел костюм, который вам по неведению кажется смешным, но который принято носить в стране, в которой мы собираемся отдыхать?

Вместо ответа дети лишь повесили головы, потому что он вообще-то был хорошим отцом, и они это знали. Удовлетворенно кивнув, он продолжил:

– Теперь бегите, развлекайтесь. Больше мы к этой теме не вернемся.

После этого разговора он снова вышел на палубу и стал гордо и смело всматриваться вдаль, чувствуя вокруг себя общую атмосферу веселья, хотя больше ни одно насмешливое слово не достигло его ушей.

Веселье и удивление, которое вызвало на борту «Бен Рая» его появление в таком виде, было ничем по сравнению с реакцией, всколыхнувшей Абердин. Вся толпа встречающих, состоявшая главным образом из детей, женщин с грудными младенцами и просто зевак, ринулась следом за семейством Маркемов, которые пробивались к железнодорожному вокзалу. Даже грузчики со старомодными лямками и новомодными тележками покинули рабочие места у трапа и ринулись следом за веселой толпой. К счастью, поезд на Питерхед отправлялся с минуты на минуту, так что мучения англичан продлились недолго. В вагоне мистер Маркем из своего купе носа не показывал, а на станции в Йеллоне было всего несколько человек, поэтому там тоже обошлось без лишнего шума. Однако когда экипаж въезжал в Мэйнс-оф-Крукен и местные жители вышли на пороги своих домов посмотреть, кто к ним пожаловал, веселье перешло все границы. Казалось, что вся местная ребятня бросилась вслед за экипажем, размахивая беретами и весело крича. Мужчины побросали сети и удочки и двинулись следом, женщины, прижимая к груди младенцев, последовали их примеру. После долгой поездки в Йеллон и обратно лошади уже порядком устали, к тому же склон, на который въезжал экипаж, был достаточно крутым, так что толпе хватило времени, чтобы не отставать и даже уйти несколько вперед.

Миссис Маркем и старшие девочки и хотели высказать протест или как-то по-другому выразить свое недовольство по поводу всеобщего веселья, вызванного их появлением, но на лице мнимого горца застыло такое решительное выражение, что они даже немного испугались и так и не решились раскрыть рот. Вполне может быть, что орлиное перо (хоть и торчащее над лысой головой) и брошь из желтого топаза (хоть и украшающая довольно жирное плечо), дополненные клеймором, кинжалом и пистолетами (хоть и заткнутые за пояс на внушительного вида животе и высовывающиеся на объемных икрах), наполнили их благоговейным трепетом перед таким воинственным и устрашающим видом. Когда экипаж подъехал к воротам Красного Дома, их там уже поджидала толпа жителей Крукена, которые стояли молча, в знак уважения сняв шапки. Остальные обитатели деревушки усердно поднимались по склону холма. Тишину нарушил зычный мужской голос:

– Да-а-а, ему только волынки не хватает!

Приехавшие за несколько дней до этого слуги все подготовили к визиту гостей. Горячий аппетитный обед после утомительного путешествия заставил Маркемов забыть о размолвке и неприятных переживаниях, вызванных неоднозначной реакцией на злополучный шотландский костюм.

После обеда Маркем, по-прежнему в полном облачении, вышел из дому осмотреть Мэйнс-оф-Крукен. Он был один, поскольку по удивительному совпадению у его жены и обеих дочерей жутко разболелись головы, они сказали, что им необходимо отдохнуть с дороги, и ушли в спальню. Старший сын, который считал себя достаточно взрослым, чтобы самостоятельно принимать решения, отправился изучать окрестности в одиночестве. Один из младших сыновей просто куда-то запропастился, а второй, когда ему сказали, что отец хочет погулять с ним, случайно, разумеется, упал в корыто с водой, и его пришлось срочно сушить и переодевать, а так как вещи еще были не распакованы, на это потребовалось определенное время.

Прогулка не вызвала у мистера Маркема радости, поскольку ему не удалось поговорить ни с кем из соседей. Не то чтобы вокруг было мало людей, наоборот, все дома и коттеджи вокруг, казалось, были полны народа, но только на улицу они выходили, когда он уже прошел мимо их дома, ил и же показывались на дороге, но далеко впереди. Прогуливаясь по деревушке, Маркем то и дело замечал торчащие в окнах макушки и мелькающие в дверных проемах физиономии. Единственный состоявшийся разговор никак нельзя было назвать приятным. Поговорить удалось лишь с одним странным стариком, от которого вообще-то до тех пор никто никогда не слышал практически ни слова, кроме «аминь» во время общих собраний в молитвенном доме. Похоже, его единственным занятием было приходить в восемь утра к местному почтовому отделению и дожидаться часа дня, когда привозили почту. Он брал письма, укладывал их в сумку и относил в баронский замок. Остаток дня старик проводил на удобном для сидения камне в продуваемой всеми ветрами части порта, куда выбрасывали рыбьи кишки и мусор и куда приходили пировать утки.

Услышав приближающиеся шаги, Сафт Тамми поднял глаза, которые обычно были сфокусированы на какой-то одному ему ведомой точке рядом с дорогой, и, как будто ослепленный ярким лучом света, протер их и прикрыл ладонью. Потом он вскочил, вскинул руку и тоном обличителя заговорил:

– «Суета сует, – сказал Екклесиаст. – Все суета и томление духа». Человек, да будь предостережен вовремя! «Посмотри на полевые лилии. Как они растут? Не трудятся, не прядут. Но и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них». Человек! Человек! Тщеславие твое есть песок зыбучий, поглощающий все, что ступает на него. Устрашись тщеславия! Устрашись песка зыбучего, его пасть уж разверзнута и ждет тебя! Узри себя! Познай свое тщеславие! Встань к себе лицом и в тот же миг познаешь пагубную силу его. Узри! Познай! И покайся, прежде чем песок поглотит тебя!

Затем, не произнося больше ни слова, он опять сел на камень и принялся как прежде неподвижно всматриваться вдаль с отрешенным лицом.

Маркема подобная тирада не могла не задеть. Если бы эти слова были произнесены кем-нибудь другим, а не сумасшедшим с виду стариком, он бы счел это проявлением местного шотландского юмора или невежества, но серьезность и мрачность говорящего делала такое прочтение невозможным. Впрочем, несмотря на то что пока еще ему не удалось увидеть даже простого килта, он твердо решил не обращать внимания на насмешки и носить свой костюм. Вернувшись домой менее чем через полчаса, он обнаружил, что все члены семьи невзирая на головную боль отправились на прогулку. Воспользовавшись их отсутствием, он заперся в своей комнате, снял наряд горца, оделся в легкий фланелевый костюм, выкурил сигару и задремал. Его разбудили голоса вернувшихся с прогулки родственников. Он тут же снова переоделся и вышел в гостиную на чаепитие.