Александр Дюма - Предводитель волков. Вампир (сборник)

Впрочем, поскольку кончиком шпаги бальи приподнял занавесь, он оказался не единственным, кто увидел Тибо.

Его жена и сеньор Жан вскрикнули от изумления. Рассказывая то, что только что придумали, они и предположить не могли, что настолько близки к истине.

Сеньор Жан не только узнал некоего человека, но и признал в нем Тибо.

– Разрази меня гром! – воскликнул он, направляясь к нему. – Глаза мне не врут, это мой старый знакомый – человек с рогатиной.

– Как человек с рогатиной? – спросил бальи, стуча зубами. – Надеюсь, что сейчас, во всяком случае, рогатины с ним нет!

И он поспешил укрыться за спиной жены.

– Нет-нет, успокойтесь, – сказал сеньор Жан. – Даже если бы она и была, я выхватил бы ее у него из рук. Итак, господин браконьер, – продолжал он, обращаясь к Тибо, – вы не довольствуетесь охотой на косуль монсеньора герцога Орлеанского в лесах Виллер-Коттре, вы отправились в путешествие по долине и решили поохотиться на земле моего приятеля бальи Маглуара?

– Браконьер? – удивился бальи. – Разве мэтр Тибо не честный владелец хутора, живущий в сельском доме на доходы от сотни арпанов земли?

– Этот? – сеньор Жан расхохотался. – Он, похоже, заставил вас в это поверить. У прохвоста хорошо подвешен язык. Владелец? Это оборванец! А то, чем он владеет, носят на ногах мои слуги. Это Тибо-башмачник, Тибо-сабо.

Госпожа Сюзанна, услыхав, чем занимается Тибо, состроила презрительную гримасу. Мэтр Маглуар отступил на шаг и покраснел. Вовсе не потому, что храбрый толстяк был горделив. Нет, он ненавидел ложь. И покраснел он не оттого, что пил с башмачником, а из-за того, что пил с лгуном и предателем.

Тибо снес поток оскорблений, скрестив руки и с улыбкой на губах.

Он был уверен, что лишь только наступит его очередь говорить, как он с легкостью отыграется за все. Ему показалось, что время пришло.

И он воскликнул насмешливым тоном (а это доказывает, что мало-помалу он привыкал говорить с людьми более высокого положения):

– Клянусь рогами дьявола! Монсеньор, вы прекрасно знаете, что проболтались некоторое время назад, и если бы все поступали так, как вы, мне не пришлось бы даже делать вид, что я нахожусь в двусмысленном положении!

Сеньор Жан ответил на угрозу Тибо, совершенно ясную и ему, и госпоже бальи, гневным взглядом.

– О! – несколько непредусмотрительно сказала госпожа Маглуар. – Вот увидите, он тотчас же выдумает обо мне какую-нибудь гадость.

– Будьте спокойны, госпожа, – произнес Тибо, вновь обретя свойственный ему апломб, – что до гадостей, то мне нет нужды их выдумывать.

– О злой дух! – воскликнула госпожа бальи. – Видите, я не ошиблась: он нашел способ оклеветать меня, он хочет отомстить за пренебрежение, которым я ответила на его томные взгляды, наказать меня за то, что я решила не жаловаться мужу на его поведение.

Пока госпожа Сюзанна говорила, сеньор Жан поднял шпагу и направился к Тибо. Но бальи бросился между ними и удержал руку барона.

Это было очень кстати, ибо Тибо не отступил ни на шаг и, без сомнения, собирался предупредить угрожавшую ему опасность каким-нибудь ужасным пожеланием.

Но благодаря вмешательству бальи ему не пришлось этого делать.

– Спокойнее, монсеньор! – сказал мэтр Маглуар. – Этот человек недостоин нашего гнева. Видите, я всего лишь простой мещанин, но презираю его россказни, кроме того, прощаю ему то, что он хотел злоупотребить моим гостеприимством.

Госпожа Маглуар сочла, что пора оросить сложившуюся ситуацию слезами. Она разрыдалась.

– Не плачьте, Сюзанна! – сказал бальи со свойственным ему простодушием и доброжелательностью. – В чем может обвинить вас этот человек, если предположить, что он так поступит? В том, что вы меня обманываете? Боже мой! Если вы до сих пор меня, такого, каким я создан, не обманывали, то я должен только благодарить вас за прекрасные дни, которыми вам обязан, – делом и словом. Вот почему не бойтесь, как бы из-за воображаемого зла не изменилось мое отношение. Я всегда буду добрым и снисходительным, Сюзанна, и как никогда не затворю моего сердца для вас, так не закрою дверей своего дома для друзей. Когда ты скромен и слаб, лучше смириться и доверять людям. Тогда приходится бояться только трусливых и злых, а я, к счастью, убежден, что их меньше, чем мы думаем. И еще… Клянусь честью! Если птица зла проникнет в мой дом через дверь или окно, то – святой Грегуар, покровитель пьяниц, тому свидетель – я подниму такой шум! Я стану петь и стучать стаканами! И ей придется отправиться восвояси тем же путем, каким она сюда попала.

Госпожа Сюзанна бросилась к ногам толстячка и принялась целовать ему руки. Было очевидно, что меланхолически-философская речь бальи произвела на нее куда большее впечатление, чем самая красноречивая проповедь.

Не было никого, кто не был бы тронут, даже сеньор Жан. Кончиком пальца он отер слезинку, блеснувшую в уголке глаза, затем, протягивая бальи руку, сказал:

– Клянусь рогами Вельзевула, вы справедливы и добры, приятель, и было бы грешно отягощать вашу голову заботами! И если я когда-то подумал о вас плохо, пусть Господь простит меня! Уверяю вас, впредь это не повторится.

Пока три второстепенных героя нашего повествования заключали договор о раскаянии и прощении, положение четвертого, то есть главного героя, становилось все более затруднительным.

К тому же сердце Тибо, словно воздушный шар, наполнялось яростью и ненавистью. Он и сам не заметил, как случилось, что из эгоиста и завистника он превратился в злодея.

– Сам не пойму, – закричал он, сверкнув глазами, – сам не пойму, почему я до сих пор не положил всему этому конец!

При восклицании, напоминавшем угрозу, учитывая то, каким тоном оно было произнесено, сеньор Жан и госпожа Сюзанна ощутили, что над всеми нависла какая-то неизвестная, невиданная опасность.

Сеньор Жан был не робкого десятка. Он снова выхватил шпагу и шагнул к Тибо. Но бальи опять удержал его.

– Сеньор Жан! Сеньор Жан! – процедил сквозь зубы Тибо. – Вот уже второй раз вы норовите пронзить меня шпагой, а это означает, что мысленно вы уже дважды убийца! Берегитесь! Грешат не только действием.

– Тысяча чертей! – вскричал барон вне себя. – Похоже, этот негодяй читает мне наставления! Приятель, вы только что хотели проткнуть его, как какого-то зайца, так позвольте мне нанести один-единственный удар, как матадор быку, и, обещаю, от этого удара ему несдобровать.

– Ради вашего бедного слуги, который умоляет вас на коленях, – сказал бальи, – отпустите его с миром, монсеньор, и соизвольте вспомнить, что он мой гость и в моем скромном жилище ему не должно быть причинено зло или увечье!

– Будь по-вашему! – ответил сеньор Жан. – Но я его все равно разыщу. Последнее время о Тибо ходят недобрые слухи, и браконьерство – не единственное, что вменяется ему в вину. Люди видели, как он бегал по лесу в сопровождении по-особенному прирученных волков. По-моему, этот мерзавец в субботние ночи не спит дома, а седлает метлу, что не подобает доброму католику. Да и мельничиха из Койолля жаловалась, как мне говорили, на его колдовство… Довольно, не станем больше об этом. Я пошлю осмотреть его жилище, и если мне покажется, что что-то там не в порядке, то велю разрушить этот ведьмин притон, которого не потерплю во владениях его светлости герцога Орлеанского. А теперь убирайся! И поживее!