Кристофер Мур - Грязная работа

— Мне нравится палицей, — сказала Маха.

Она запустила когти в оторванную голову Мэдисон Маккерни и шевелила ее ртом, будто куклой-бибабо.

— Сама виновата, — упрекнула Немайн.

У нее в лапах был один силиконовый имплант Мэдисон Маккерни — к нему еще липли ошмотья животных тканей резиновой куклы, и Немайн прижимала его к ранам Бабд, чтоб заживали. Черная плоть регенерировала, а красное сияние импланта гасло.

— Мы зря тратим силу. Столько лет ждать новой души — и что в итоге?

Бабд вздохнула:

— Наверно, если вдуматься, дрочить его было не мудро.

— Наверно, дрочить его было не мудро, — насмешливо проквакала кукла Махи.

— Я так делала на северных полях сражений сколько — десять тысяч раз? — ответила Бабд. — Напоследок обслужить павшего воина — что еще я могла, а? У меня ведь хорошо получается. Чтобы у солдата стоял торчком, когда кишки сквозь пальцы утекают, — для этого нужно мощное касанье.

— У нее и впрямь хорошо получается, — подтвердил Орк. — Могу поручиться. — Он откинулся на спинку трона и явил им три фута черного бычьего стояка смерти — доказательство своего энтузиазма.

— Не сейчас. Я только что губы накрасила. — Маха когтями вытаращила глаза голове: мертвую куклу впечатлил внушительный агрегат Орка.

Все захихикали. Своим кукольным театром Маха развлекала Орка и сестер Морриган все утро: например, клала импланты на полку и водила над ними головой:

— Конечно, они настоящие — он же за них по-настоящему заплатил, разве нет?

Головы у них от радости кружились с тех пор, как из могилы резиновой куклы были извлечены сосуды. Эта победа затмевала даже неудачное покушение Бабд на Торговца Смертью. Но свет в имплантах убывал, и настроение у Морриган портилось. Немайн запустила бесполезной сиськой в подволок, имплант взорвался и окатил всю каюту прозрачной мерзостью.

— Церберу под хвост, — рыкнула она. — Захватим Сверху — и я сожру его печенку у него же на глазах.

— Да что это у тебя с печенкой? — сказала Бабд. — Я терпеть не могу печенку.

— Терпение, принцессы, — рявкнул Орк, взвешивая в когтистой лапе оставшийся имплант. — Мы шли сюда тысячу лет — ради этой битвы. Еще несколько лет, дабы укрепить наши силы, — и победа будет слаще. — Он отобрал голову у Махи и раскусил, будто хрумкую спелую сливу. — Но дрочить его было не обязательно, — прибавил он, забрызгав Бабд кусочками серого вещества.

— Я забронировала нам рейс на Финикс в два, — сказала Джейн. — Там пересаживаемся на местную авиалинию, и к ужину мы в Седоне.

Чарли только вышел из душа, и на нем были одни чистые джинсы. Бежевым полотенцем он вытирал голову, и на махровой ткани оставались красные полосы от кровоточащего черепа. Чарли сел на кровать.

— Стоп, стоп, стоп. Сколько она уже знает?

— Диагноз полгода назад поставили. От толстой кишки уже перекинулось на другие органы.

— И она сообщает нам только теперь.

— Ничего она не сообщала. Позвонил мужик по имени Бадди. Очевидно, они живут вместе. Сказал, что ей не хотелось нас волновать. И расплакался прямо в телефон.

— Мама живет с мужиком? — Чарли пялился на красные полосы, расписавшие полотенце.

Он всю ночь не спал — пытался объяснить инспектору Ривере, что произошло в переулке, стараясь ничего при этом не объяснить.

У него шла кровь, он избит, вымотан, а мать его умирает.

— Это невозможно. Она устроила скандал, когда Рэчел переехала ко мне, а мы еще не поженились.

— Отлично, вечером можешь наорать на нее за то, что она такая лицемерка.

— Джейн, я не могу поехать. У меня лавка. И Софи — она еще слишком маленькая.

— Я позвонила Рэю и Лили, лавка у нас прикрыта. До утра за Софи присмотрит Кассандра, а дамы из коммунистического блока посидят с ней, когда Кэсси будет на работе.

— Кэсси с тобой не едет?

— Чарли, мама до сих пор считает меня своим сорванцом.

— А, ну да, извини. — Чарли вздохнул.

Он ностальгировал по тем временам, когда паршивой овцой в семье была Джейн, а нормальным — он.

— Попробуешь с ней помириться?

— Не знаю. Вообще-то нет у меня плана. Я даже не знаю, в сознании она или нет. Я, с тех пор как услышала, на автопилоте. Ждала тебя, чтобы расклеиться.

Чарли встал, подошел к сестре и обхватил ее руками.

— У тебя здорово получилось. Я вернулся, теперь я всем займусь. Что тебе нужно?

Она тоже его обняла, затем со слезами на глазах оттолкнула.

— Мне нужно съездить домой и собраться. Вернусь за тобой к двенадцати на такси.

— Я буду готов. — Чарли покачал головой. — Поверить не могу, что мама живет с мужиком.

— С мужиком по имени Бадди, — уточнила Джейн.

— Шлюха, — сказал Чарли.

Джейн рассмеялась — Чарли в тот миг только этого было и надо.

Когда Чарли и Джейн приехали в Седону, Лоис Ашер спала. В дом их впустил пузатый и очень загорелый мужик в бермудах и рубашке сафари — Бадди. Они втроем уселись в кухне за стол, и он признался им в любви к их матери, поведал о своей жизни — до пенсии работал авиамехаником в Иллинойсе, — затем принялся излагать, что они делали, когда Лоис поставили диагноз. Три курса химиотерапии, после чего, ослабев и потеряв волосы, Лоис сдалась. Чарли и Джейн переглянулись — обоим было стыдно, что их не оказалось рядом, когда требовалась помощь.

— Она не хотела вас беспокоить, — сказал Бадди. — Вела себя так, будто может умирать в свободное время, как бы между визитами в парикмахерскую.

Чарли внутренне встрепенулся. О таком он и сам думал несколько раз — когда изымал сосуды и видел людей, что упорно отрицали все, что с ними творилось, и по-прежнему покупали календари на пять лет.

— Женщины — ну что с ними поделаешь? — И Бадди подмигнул Джейн.

На Чарли вдруг накатила огромная волна нежности к этому загорелому лысому дядьке, материному сожителю.

— Спасибо вам, что были с ней, Бадди.

— Ага, — кивнула Джейн.

Казалось, она по-прежнему несколько ошеломлена.

— Ну, я тут всю дорогу и еще чуть дальше, если буду нужен.

— Спасибо, — ответил Чарли. — Вы будете. — Так и выйдет, поскольку Чарли сразу же стало очевидно: сам Бадди протянет ровно столько, сколько будет нужен.

— Бадди, — раздался из-за спины Чарли мягкий женский голос.

Чарли повернулся — там стояла крупная женщина лет тридцати, в больничной робе, еще одна работница хосписа, еще одна поразительная труженица, — таких женщин Чарли видел в домах умирающих.

Женщины эти помогали переправить страдальцев на тот свет со всеми мыслимыми удобствами, достоинством и даже радостью. Благосклонные валькирии, повитухи последней вспышки, — и, видя, как они работают, Чарли убеждался: они этой работой не брезгуют, не черствеют от нее, а тянутся душою к каждому пациенту, к каждой семье. Они есть. Он видел, как они скорбят с сотнями разных семейств, по ним катком проезжают такие чувства, которые большинство переживает всего несколько раз в жизни. За много лет подобных наблюдений Чарли все больше проникался почтением к своей работе Торговца Смертью. Может, он сам ею проклят, но в конечном итоге дело не в нем — дело в службе, в ее трансцендентности. Его научили этому люди из хосписов.