Ольга Манскова - Русь эзотерическая

Аминь.

Быть может, она бы и сейчас продолжала витать в эзотерических облаках с прежним своим энтузиазмом. Но, познакомившись с Сергеем, человеком более критическим и недоверчивым, хотя и уважающим лично её «эзотеричность», Наталья вдруг стала прозревать череду промахов и ляпов своей возлюбленной братии.

«Быть может, единение духа всё же невозможно? Но что же тогда происходит здесь, в Магнитах? И — неужели не у всех такие же цели, как у меня? А какие тогда? Надо, пока не поздно, во всем разобраться. Понять, что происходит. Так запутанно всё», — размышляла она теперь.

И — чего не было раньше, или же она просто не замечала? — но вcё больше она понимала, что всё время так или иначе раздражает, и, вроде бы, даже без каких-либо действий с её стороны — присутствием, что ли? — братьев-эзотериков. Хотя, это проявилось только здесь, на Поляне. А отрываются «возлюбленные братья» злостно… Да и вообще, начались здесь у них постоянные склоки, вроде выяснений, кто тарелки за собой не помыл или кто на дольмен ушел один, без коллектива…

«Неужели, как считает матушка Мария, это мы карму свою здесь таким образом отрабатываем? Так сколько тогда, получается, я её уже отработала: в общежитии на кухне… И — сколько же у меня, бедной, этой кармы? На всех ли желающих меня обхамить её хватит? И — факт ли, что от подобной «отработки» её становится меньше? А может, книжку тут громко, вслух почитать — про психологию коллектива? Или — самой написать, на основе наблюдений? С советами, как ужрать ближнего своего так, чтобы никто этого не заметил и все тебя же поддержали?» — размышляла Наталья.

«Несомненно, что и людей интересных здесь много, и со многими хочется познакомиться и поговорить… Хотя, по большей части, именно они и не занимают никакой руководящей роли, теряются в толпе, как и везде… Как и везде», — мысли Натальи, казалось, отрывались от неё и уносились вместе с водами реки.

«Хорошо, что Сергей сейчас здесь, рядом, что он тоже поехал. А то бы взяли меня ещё больше в оборот, совсем бы крыша у меня улетела», — Наталья слегка улыбнулась. С Сергеем, как ни странно, ей сейчас было просто и легко общаться, хотя обычно она была человеком замкнутым, не сильно разговорчивым. В любых компаниях и группах людей её легко принимали и к ней хорошо относились — но никогда не принимали всерьёз и не считались с её мнением. Она была для всех просто милой девочкой, и никто и никогда не знал, что происходит в её голове и с её чувствами. А Сергеем она могла серьёзно и долго беседовать на любые темы.

«Впрочем, наверное, это из-за крайней общительности Сергея. Ему со всеми просто общаться, — подумала Наталья, — А главное, это не сдурить и не влюбиться. Вот уж будет глупо! Пропадёт откровенность и дружба, страшно станет слово сказать, начну избегать его. В общем, дребедень одна выйдет».

Наталья по-прежнему сидела на берегу, предаваясь размышлениям и будто потерявшись во времени, когда на берег вышла женщина из местных и остановилась неподалёку. Наталья её здесь уже видала, поскольку та частенько, и не первый год, заворачивала к эзотерикам в гости, и сегодня с утра тоже уже ходила к ближайшему от посёлка роднику, воды целебной набрать — и зашла на огонёк к лагерному костру. Звали женщину из местных Светланой.

Светлана была, как говорили другие «посельчане», приторговывавшие молоком для приезжих, женщиной «со странностями»: в отличие от них самих, она в лес ходила, на речку, в поле за травами… Была у неё такая странная блажь. Вот, вдобавок, «прибилась» к эзотерикам. Так говорили о ней и на Поляне со слов «местных».

Эзотерики, как и «местные», тоже зубоскалили на её счёт. «Под Анастасию работает», — хихикали одни. «Чайка хочет попить у костерка на халяву», — ехидничали другие. А если и чайка? Что, жалко стало? Впрочем, что же она, воды бы в котелок не набрала, травы не нарвала да костерок бы не развела сама, такая крепкая и сильная? Чаёк… Без заварки и сахара. А что ещё возьмёшь от небогатой братвы — эзотериков? Миллионеры по лесам не ходят. Какой правды им здесь искать?

Посидеть, погреться… Разговоры послушать. Самой что-нибудь рассказать: про травы, про камни. Лес — как книга, читаемая с детства. Под Анастасию? — а ведь что-то в ней такое и правда есть: крепкая, сильная, своенравная…

Когда местная «Анастасия» искупалась, и, выйдя из реки стала отжимать широким полотенцем длинные тёмно-русые волосы, она озорно глянула на Наталью чуть раскосыми, смеющимися, с лукавинкой, «ведьминскими» смелыми глазами и спросила шутливо: «Что не купаешься? Али какая дума сердце гложет?» И Наталью, неожиданно даже для неё самой, вдруг как прорвало, она заговорила сбивчиво:

— Думаю иногда, что, может, ерундой мы все — ну, кто на Поляну приехал — здесь занимаемся, ну, в лучшем случае, отдыхом на свежем воздухе, а для остального мира наша так называемая «работа» — просто смешна. Ну, а что иначе нужно делать? Идти деньги зашибать? Увы, не умею. Читаешь о том беспределе, который сейчас творится… Мурашки по коже. Мир чужой, холодный и страшный. Правда всего лишь такова, что мы все стремительно катимся в пропасть. Абсурд, кровавый кошмар. Одни — жируют, издеваясь над теми, кто беден, как же, ведь они — хозяева жизни. А бедные — голодают, умирают, не в состоянии этому противостоять. И никто и никому не нужен. Бедным — потому что они и хотели бы, но не могут никому помочь, а у богатых — совсем не на то желание доллары тратить. Не знаю, есть ли смысл прикладывать силы, чтобы всё это выдержать и выжить, не вижу смысла существования в подобном мире… Ненавижу! Иногда — и себя, и всех ненавижу. И надо всем этим, постоянно — на радио, по телевидению, в газетах — стелется просто какой-то апофеоз оскотинивания!

Светлана, поначалу растерявшись от неожиданности, с минуту молча смотрела Наталье в глаза, а потом, будто озаряясь неким внутренним светом, тихо начала:

— Вот что, милая! Ты, наверное, сама чувствуешь, я истину тебе не открою, и ты это внутренне сама знаешь: борьба идёт повсюду, страшная борьба. И не только физическая, за выживание, а ещё и на других планах. Да, могут, конечно, нас убить, могут — сено заставить жевать с голодухи. Но хуже смерти тогда ничего не будет. А она для верующего — освобождение. Главное — не быть такими, как они, ведь именно этого они хотят. Если продашь душу — тебе сразу и колбаса на стол будет, и «Мерседес» в придачу. Очень мало сейчас можно честно заработать, разве что — мужчине сильному, работая с утра до вечера, не покладая рук. И то — если с работой повезёт. Ещё меньше можно заработать «головой»: мыслительным трудом, если он с бизнесом или другим надувательством не связан. А потому, бедный и честный сейчас — синонимы. А значит, и не горюй, что на Руси мало богатых и много бедных… Конечно, есть и среди бедных такие, что с удовольствием и душу бы продали, да не покупает никто… Нечего покупать там. Те пьют, воруют, снова пьют. Отрепье. Но нищих и честных — их большинство. И умных много, и талантливых. Но не нужны сейчас ни умные, ни талантливые, ни работящие.