Джаконда Ли - Бал мертвых (сборник)

Маленькое недорозумение – не я предложил самый лучший план по истреблению тебя, кроме меня никто ничего больше не предлагал.

Я не знаю, что мне делать. Меня второй раз одолевает страх.

Я прихожу в свой кабинет, сажусь за стол и понимаю, насколько сильно я устал. В этот вечер я впервые заснул.

А между тем с тобой надо что-то делать. Время, как и босс, ждать не любит.

Я лично учавствую в твоем похищении и понимаю, что былых чувств во мне не осталось…

Но совсем по другому я чувствую себя, когда ты сидишь передо мной в комнате для допросов, сидишь ты, мой старый друг, друг моего детства, и вот-вот я должен тебя пытать. (плачет)

Мой Босс как будто знал заранее о том, что я тебя не убью. Он это чувствовал. И потом я проследовал за тобой в белый кабинет допросов.

Меня пытал сам Босс. Он, бья меня, спрашивал о том, на кого я работаю, почему я тебя не убил, хотя знал, что то, что я работаю на кого-то кроме него работаю невозможно предположить даже теоретически. Я всегда был ему верен. Еще он внушал мне, что сейчас я попаду в тюрьму на десятки лет, и если попытаюсь сбежать, то меня, в любом случае, найдут. А что будет дальше, я и сам знаю.

Потом меня отнесли в камеру и почти не кормили. Меня избивали систематически – каждые полчас ко мне лично приходил Босс и пару раз ударял меня и внушал мне, что когда начнется революция, меня найдут и будут жестоко бить, а потом снова бил.

С каждым его ударом во мне оставалось все меньше жизни. Я поседел буквально за пару дней. Я уже не мог физически бесперерывно работать.

Но мои страдания были не вечными. Уже скоро началась революция. Я и другие заключенные слышали шум и гам от выстрелов снаружи тюрьмы. И мы тоже решили взбунтоваться. Точнее, другие решили и освободили меня, поскольку я уже ничего не мог делать.

Как это ни странно, революция чувствовалась только тогда, когда люди собирались вместе. Когда толпы не было, не было и революции. Были лишь отдельно живущие запуганные люди, которые время от времени боролись за еду, воду и остальные жизненно необходимые вещи.

После бунта в тюрьме меня вместе с волной понесли на улицу, где в нас разрядили очередь остатки полиции. Наши ряды бунтовщиков порядели, а меня бросили в одном из переулков, наверное посчитали за мертвого.

Я помню, что пролежал ночь. Потом я встал и кое как доковылял до ближайшего дома, постучал в дверь и мне открыла девушка. Позже я узнал, что у нее был муж, но он умер, выйдя в ряды революционеров, а меня она приютила за тяжелым недостатком мужской силы. Мне было лет двадцать шесть, на вид мне было лет шестьдесят. Из-за моего внешнего возраста люди воспринимали меня иначе. Они думали, что я умнее их самих. Что чем старше выглядит человек, тем в нем больше ума. В каком-то смысле это было правдой для меня.

Из-за внешности меня пропускали по очереди в магазинах, помогали мне делать чисто бытовые дела, которые я не мог делать сам.

Я понимал, что скоро меня должны будут найти люди суперагенства, а всех этих людей, которые восхваляют меня, возможно будут убиты. Это было чувство какой-то скрытой угрозы, нависшей надо мной и всеми, угрозы неявной, но существующей. И все эти действия по убийству меня и многих других, заранее распланированные, выполненные бывшими суперагенствами, как обычно отнесут к очередному проявлению революции.

Все эти люди… Они постоянно живут в неведении. Они никогда ничего не знают и ничего не понимают. Им никогда никто ничего не говорит. Все, что раньше показывали по телевидению – это обрывки одной целой неделимой правды. А люди все это видят и слушают, и у них сформировывается свое мнение о мире, свое мировозрение, которое так далеко от правды.

Я устал. Мне было страшно за людей, которое меня окружали. Я уже не хотел быть никаким супер агентом. Я хотел быть просто обычным человеком. Продолжал жить с той девушкой, которая меня приютила, а ее дети стали мне как родные.

Я нашел себе дом и место, где можно жить.

А некоторые не нашли. И они активно трясли тех, кто нашел.

Они в беспорядочном порядке стучали в двери и если кто-то им открывал, они грабили его дом. И имя им было налетчики.

Жители больших городов жили в постоянном страхе, что бы в следующий раз не постучали им.

И я боялся тоже. Я боялся за себя, за женщину, которая меня приютила и боялся за чужого ребенка, который за это время стал мне родным. Каждую ночь меня одолевал чудовищный нечеловеческий страх.

Но утром я понимал, что этим делу не поможешь и что как бы не шли обстоятельства, нужно с ними мириться. И жил как обычный старый дед.

Одним утром все шло как обычно – я ремонтировал одну какую-то вещь в доме, жена готовила есть, ребенок был занят уроками на верху.

Я продолжал ремонтировать шкаф, и вдруг заметил, что жена пропала и в доме как-то подозрительно тихо. Но мой разум говорил мне, что нечего волноваться и все впорядке. Вдруг в дом кто-то ворвался и я, не сориентировавшись, вышел в холл без какого-то оружия.

Я вышел и весь обмер, мне стало вдвойне страшно – ко мне с коньяком и с пистолетом в руках приближался мой бывший Босс. За ним слышались голоса налетчиков.

– быстро в подвал!

– кто вы? – пытался изобразить удивление я. Неудачно.

– П., я знаю, что это т… – выстрел из дробовика почти по нам перебил его, от этого выстрела по крови закипел адреналин и ко мне на время вернулись былые силы. Я быстро нагнулся и побежал за Боссом в подвал.

Выстрел из дробовика по мне не попал, а вот Босса ранило в плечо. Он сразу похромал в дальний угол подвала и рухнул там на груду газет.

Он положил на землю пистолет и ногой пихнул его ко мне, а потом откупорил коньяк и залпом выпил половину бутылки.

Я впервые увидел его без очков. У него были далекие глаза. Они были не от мира сего. Они видели не нашу реальность. Они видели реальность чисел, анализов и расчетов.

Я понял, что все его планы по тому, что бы взять революцию под свой контроль рухнули.

– кто эти люди, что за тобой бегут? – спросил я.

– не твое дело, жалкая сука. Твое дело сохранить мне жизнь.

В нашу дверь начали бить кулаками и кричать, что бы мы открыли дверь в подвал. Но мне было не до этого.

Я нагнулся и взял в руки пистолет. Черное оружие. Мне стало еще страшнее. Кто знает, сколько людей до этого убил мой Босс, пользуясь этим предметом.

– я не жалкая сука.

Лицо Босса, как и раньше, изобразило удивление. Такое же удивление, как и много лет, когда маленький мальчик, витавший в облаках, обозрел и осмелился защитить своих друзей от верной смерти.

А глаза, как всегда ничего не выражали. Это были глаза мертвого человека. Они как будто ничего не видели.

– да что ты? А кто ты тогда? – лицо выразило самую искреннюю улыбку в мире. – ты тупая гнида. – лицо выразило злость – ты думаешь, что я не знаю, кем тебе приходился этот музыкант?