Кирилл Юрченко - Приходящие из Мора

Улучив момент, примерно на третий день после моего переселения, я постарался сделать так, чтобы мое исчезновение не заметили те, кто оставался в скиту. Удача была на моей стороне, и вскоре я углубился в лес по широкой протоптанной дорожке и вышел к оледеневшей и запорошенной снегом речушке Море, откуда двинулся вдоль ее берега. Идти пришлось долго, я сильно устал. А потом заметил издали воткнутые в сугробы горящие факелы и пламя небольшого костра. Каково же было мое удивление, когда на поляне, где горел костер, я не обнаружил ни одной живой души. Потрескивание в костре, пощелкивание факелов, кромешная темнота за этими пятнами света и никого вокруг — такое сочетание вселяло ужас. Разум подсказывал, что нельзя кричать и звать кого-либо, но как трудно было удержаться от этого. Я подошел ближе и заметил, что поляна расположена у подножия огромной скалы, и человеческие следы огибают ее, уходя в лес.

Я долго стоял в нерешительности, но вдруг из темноты раздался жуткий вопль.

Воспоминание о том, что согласно представлениям местных жителей, здесь сидит в заточении сам Сатана, внезапно ожило в моем густо зараженном неверием в Бога сознании. Однако, прожив некоторое время вблизи с природой, я стал гораздо чувствительнее к суевериям. «А для кого предназначаются козы и телята, которых люди иногда уводят за собой в лес», — спрашивал иногда я себя.

Уж не приносят ли здесь жертвы?

Первобытный страх возобладал над моим разумом, и мне вдруг стало не по себе. Я побежал обратно…»

Лука оторвал взгляд от тетради. История эта была весьма забавной, но не настолько, чтобы сидеть голодным. Он решил на время отложить чтение. И только через час, после плотного ужин, вернулся к рассказу.

Сначала он попытался представить, как мог бы сегодня выглядеть скит из рассказа, если только он не существовал лишь в воспаленном воображении Ивана Курбатова. Он мог бы походить на так хорошо знакомые брошенные деревни — исчезнувшие во времени останки былых мест оседлости. Сколько он повидал их за многие годы. Вросшие в землю избы. Сгнившие и провалившиеся крыши, укрытые зеленым мхом. Почерневшие журавли над рассыпавшимися срубами колодцев. И над всем властвует Забвение.

Перед тем как снова погрузиться в чтение, Лука удивился, насколько ярко эти образы всплыли в его сознании. Обычно он читал, расслабившись, и полностью отдавшись этому процессу, но сейчас навеянный памятью образ умершей деревни (в одной из таких он когда-то родился) не давал полностью сосредоточиться. Поэтому Лука пролистывал странички, пытаясь вычленить из них наиболее любопытные отрывки, решив, что более подробно ознакомится с тетрадью позже.

«…Я пришел к выводу, что «монахи», а в особенности «ученые мужи» — хранители какой-то страшной тайны, связанной с этим местом. Я не стал расспрашивать о том, что узнал — боялся. Хотя очень желал выяснить хоть что-нибудь. Но спустя недолгое время случилась история, которая позволила мне частично проникнуть в их тайну. Погибли еще два монаха. Они не вернулись с «бодрствования» и все в скиту были в состоянии тяжелой удрученности…»

«…Проблема состояла в том, что в скиту находилось всего девять человек, а теперь осталось семеро, из которых один — я, непричастный к сообществу. Если случится еще что-то непредвиденное, а по лицам монахов я понял, что это вполне возможно, то их пока еще непонятная мне миссия окажется под угрозой. Настроение общинников говорило о том, что трагедии страшнее представить сложно. Правда, я слышал, как между собой они говорили о том, что должно прибыть пополнение — наставник, мол, отправил куда-то просьбу и через несколько недель можно ожидать еще четверых. А сейчас получалось, что на каждое «бодрствование» должны отправляться все обитатели скита. Естественно, кроме меня. Это был единственный шанс, позволяющий мне увидеть все собственными глазами…»

«…Когда монахи удалились, я со всей осторожностью отправился вслед за ними. Я видел, как они вышли на поляну, остановились, о чем-то совещаясь. Очень удивило, что они оставили все факелы в этом месте, расставив их кругом, а дальше двинулись без единого огня, хотя в лесу было темно, несмотря на близость полнолуния — небо было укрыто облаками. Один из монахов подвел козу, она отчаянно сопротивлялась, но вот уже двое схватили ее за рога и потащили в темноту.

Осторожно я двинулся следом, стараясь не издавать лишних звуков, хотя совсем избавиться от скрипа снега не представлялось возможным. Вскоре я потерял ориентиры и медленно пополз к непонятным звукам, полагаясь исключительно на слух. Вдруг я услышал грохот цепей, сдавленные и встревоженные голоса, что-то очень похожее на раздраженный визг, отчаянный крик — возможно козы. После чего раздался звук, который ни с чем не спутаешь — словно кто-то жевал, перемалывая твердую пищу могучими зубами.

Самое страшное было в том, что я ничего не видел и мог только рисовать происходящее в воображении.

Прошло, по-видимому, много времени. Я ожидал, что монахи и их соратники двинутся обратно. В этот момент луна неожиданно выплыла из марева облаков, и тускло осветила пространство. Я буквально впился глазами в то место, где собрались люди. Были видны лишь тени — одна из них неестественно огромная, и еще несколько крупных поодаль. Всего их было — теней — гораздо больше, чем людей, которых я знал наперечет. Кто это были, пытался решить я. Медведи, волки? Не могло быть такого, чтобы люди устраивали непонятный обряд ради кормления диких зверей. А тени действительно были огромны и за каждое непослушное движение люди ударяли в них чем-то вроде острых кольев.

Но неожиданно большие тени заволновались, и я к ужасу своему понял, почему. Ветер сменил направление, и твари учуяли незнакомый запах. Я был уверен, что они почуяли меня. Одна из теней стала бесноваться, пытаясь вырваться из оков. Другие поддались этому внезапному порыву. Люди испуганно кричали, указывая в мою сторону. И вдруг одна из тварей рванула так сильно, что цепь не выдержала и лопнула. Огромная тень помчалась мне навстречу, и я видел горящие, будто налитые кровью глаза.

Сердце замерло, я приготовился к смерти. Но случилось непонятное. Тварь быстро остановилась, вздыбив под собой снег и осыпав меня им с головой. И в тот же момент, словно передумав, развернулась обратно. А я в бессилии повалился в сугроб, слыша только отчаянные крики людей, грохот ломающихся цепей и хруст. Жуткий, леденящий хруст, сопровождающийся дикими воплями — то ли людей, то ли демонических чудовищ.

С трудом я поднялся и, не зная почему, закричал. А после ноги сами собой понесли меня прочь. Покуда были силы, я старался убежать как можно дальше. Бежал и бежал, не останавливаясь, пока не упал без чувств. Вскорости пришел в себя, но из опасения за свою жизнь, не решался повернуть обратно по своим же следам. Я рад был тому, что смерть пока откладывала свой визит. Даже после того как забрезжил рассвет, в лесу было удивительно тихо, как будто он полностью вымер, чего на самом деле не бывает даже зимой…»