Евгений Таранцев - Промысел Господень: Летописи крови

Верни мне ее… отдай.

— Нет! Уходи или умрешь!

Моя… моя… умрешь ты.

— Не отдам! Зачем ты пришел? Я сильнее тебя!

Фелиаг терял разум. Боль и ненависть раздирали его тело и душу на миллионы частей. Он горел. Воздух пронзали крики Мага.

Ватек продолжал слать мысленные импульсы, ядро все глубже и глубже врывалось в туман. Но вдруг оттуда вылетел тонкий сапфировый луч и расколол ядро на части. Ватек перенаправил свою энергию и разорвал собственное тело, выскользнув из охвативших его пут. Тут же частицы каинита собрались воедино, и тот продолжил атаку. Он вытянул руки вперед, и с пальцев слетели разряды молний, пронзающие щупальца и субстанцию, породившую их. Чувствуя, что бой не может продолжаться вечно, каинит решил отступить.

Страдания прекратились внезапно. Фелиаг с трудом поднялся. Ноги не держали его. Глаза застилал кровавый туман. Он знал, что битва с вампиром закончилась ничем. И что она была далеко не последней.

Ватек вернулся в свое физическое тело. Его тут же скрутила адская боль. Он едва не упал, каждая точка на его теле пульсировала от своей собственной боли.

Едва придя в себя, Шерхан покинул часовню и спустился в свой покой. Там его ждал Терцио, терпеливо стоявший у окна и любующийся открывшимся перед ним видом.

Марсианский город с высоты множества метров над землей казался тихим и непоколебимым. Ничто не могло нарушить его покой. Однако стоило начать спуск с надменной высоты, как становились видны страсти и пороки, одержимость и злоба, терзающие Луксор день ото дня.

Ватек подошел к Терцио и посмотрел вниз. За окном, сквозь туман и пелену, пробивались городские огни. Ватек посмотрел на друга.

— Ты устал, — сказал Терцио, — я чувствую твою ауру. Ее целостность нарушена.

— Я видел Мину. И я знаю, где она.

— Я догадываюсь, что ты хочешь сказать.

— Терцио, кто ты?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты старше меня, живешь среди людей и занимаешься их ремеслом. Ты не похож на остальных каинитов…

— Так же, как и ты. Иначе сейчас бы мы были по разные стороны баррикад.

— В том то и дело. Но ты и не похож на меня.

— Вполне естественно. Мы же разные существа.

— Я имел в виду совсем другое. Ты чужой везде, где бы ты ни появился.

— Ах, ты об этом. Это моя карма.

— Зачем тебе это нужно?

— Сложный вопрос. Наверное, дело в моих способностях. Ведь у меня нет собственной ауры, а это вычеркивает меня из общей картины бытия. Любое существо владеет собственной аурой. Некоторые воспринимают чужую. Это как энергетическое свидетельство о реальности сущего. Его отличительный знак от чистых порождений энергетики. Я же между ними, одновременно везде и нигде. Но ты хотел говорить не об этом, не так ли?

— Наш таинственный незнакомец — тот самый Маг, с которым мы сражались три века назад.

— Славное было время… и кровавое.

— Таковым было все наше прошлое. Но те времена вызывают во мне особую печаль. Мы были уязвимее всего.

— Но мы справились.

— Здесь нечем гордиться.

— Он вернулся?

— Он всегда был где-то рядом, следил, наблюдал. От него исходит такая ненависть. Словно этот Маг мстит нам за все время нашего существования. За все наши грехи.

— Я думаю, это не месть. Он лишен эмоций по отношению к нам. Он просто нас убивает.

— Его сила огромна. Тогда он уничтожил две семьи. Полностью. И опять плетет свои сети.

— Ян, ты задумывался когда-нибудь о том, кто мы такие?

— Именно это заставило меня противостоять Патриархам.

— Не лги мне. Я не знаю истинных причин твоей войны, но я чувствую, что здесь нечто большее, чем простое желание доказать остальным то, что мы не просто пьем кровь и властвуем над людьми.

— Да о какой власти ты говоришь?

О той, которая одержала верх над твоим разумом. Ты жаждешь стать всем. И сам говоришь об этом. Ты не хочешь поклоняться нашим богам, Патриархам, никому другому. И только ради этой эфемерной свободы ты затеял все это?

— Ты не знаешь, что я чувствовал первые века своей жизни вампиром. Ты не знаешь, о чем думал, когда лежал в гробах, прятался от преследований, метался, когда в меня стреляли серебром и жгли на кострах.

— Так было с каждым из нас.

— Тогда ответь, почему твои Патриархи допускали все это? Почему, дав нам силу, они заставляли нас тысячи лет жить в страхе и ненавидеть все живое.

— А ты любишь человека? Любишь свою жертву? Хочешь питать к ней нормальные чувства?

— Я просто пью их кровь. Кто-кто, а люди мне абсолютно безразличны. Я говорю только о таких же, как мы, вампирах.

— Патриархам не нужны рабы. К тому же правила, по которым они вынуждены играть, — совсем иного порядка. Ты еще не созрел до понимания этого.

— Я ждал, что моя агрессия, мой протест вызовут ответные действия. Но Патриархи молчат.

— Ты сам убьешь себя. А они просто дождутся этого момента.

— Прочие кланы?

— Они не рабы, повторяю. Патриархи так же не могут помешать им жить так, как они хотят, как не могут помешать тебе. Только никому и в голову не приходит идти войной на собратьев.

— Они должны узнать, что веками жили в тени незаслуженно.

— Да, овцы притесняли волков.

— Я говорю о другом. Люди ищут свой рай, хотят вернуться туда. Но есть рай и у вампира.

— Где текут реки крови и земля полна безвольных тварей, которые идут нам на пропитание. Это бред, Ян, опомнись.

— Ты против меня?

— Нет, и сделаю все возможное, чтобы твоя цель осуществилась. Только ты должен знать, я в действительности не принадлежу никому на этом свете. И в равной мере мне все равно, чего ты хочешь добиться.

— Что же тебя держит рядом со мной?

— Физиология. Природа наложила на нас печать кровных уз. Если она нарушится, меня не спасут даже те, кто выше Патриархов.

— Мы доберемся и до них. — Ватек хотел добавить еще что-то, рассказать Терцио правду об узах, но удержался.

— То-то я посмеюсь.

Ночь началась.

Терцио и Александра сидели на заднем сиденье «линкольна», ехавшего по ночному Луксору. Окна автомобиля были слегка приоткрыты и в салон врывался сквозняк неотфильтрованного воздуха с улиц, принося с собой честные запахи ночной жизни. Расслабленная после охоты Александра откинулась на спинку и смотрела в потолок. Терцио сидел рядом вполоборота к девушке и гладил ее колено, делая вид, что это движение нисколько не отвлекает его от обдумывания. Внутренне Александра ликовала, что даже такой мужчина, как Терцио, слегка экзальтированный и скрывающий свои эмоции, не мог устоять против ее чар. Однако пассивность его Александру бесила, ей давно хотелось чего-то гораздо большего.

Она повернулась лицом к Терцио и положила свою руку на промежность мужчины. Тот не отреагировал, хотя его плоть говорила об обратном. Александра едва заметно улыбнулась. Свободной рукой она нащупала бегунок регулятора и поставила полное затемнение салона. Теперь можно было разглядеть только белизну ее зубов, когда девушка плотоядно скалилась.